— Хочешь сказать, что они там надолго?
— Боюсь, что так. Это невинное дитя слишком глубоко увязло в ловушке собственной взбунтовавшейся совести. Даже с помощью Лазурной Звезды им вряд ли удастся устранить это затруднение достаточно быстро. Не будете ли вы против, если я закурю?
— Дышите.
— Сигару?
— Не откажусь.
В кармане завалялась полупустая зажигалка. Мы затянулись, глядя друг на друга. Дым был едкий, глаза сразу заслезились, в груди запершило. Я запоздало вспомнил, что сигары слишком крепки, ими не затягиваются, а просто катают дым во рту, впитывая через слизистую. Он, похоже, такими тонкостями озабочен не был.
— Как продвигаются ваши занятия с Белой Картой? — он парил напротив меня, положив ногу на ногу и легонько стряхивая нагорающий пепел.
— Хорошо.
— Рад за вас. Она капризная и своевольная сущность, при этом очень неразборчива в выборе ведущего желания. Вам очень повезло, что вы получили то, чего хотели. Впрочем, я никогда в вас не сомневался.
— А что, были иные варианты?
— Бесконечность вариантов, юный сэр — впрочем, здесь уместнее выразиться в манере Келли: бесконечность вариант. Скажите, понравилась бы вам, например, способность вызывать по своему желанию дождь из пирогов с капустой? Или претерпевать процесс мучительного умирания? Или превращать одуванчики в коровьи лепешки? Голод, отвращение к себе, злорадство, прочие глубинные мысли имеют для нее не меньший вес, чем осознанные воля и желание. Тот, кто ее когда-то нарисовал, как и мастер Энджу, не представлял, чего именно хочет, поэтому решил положиться на авось — или на свое «ид», если точнее. Закончилось это весьма забавно. Не желаете послушать?
— Не сейчас. То есть, иными словами, ты продал мне кота в мешке. Мило.
— Отнюдь. Я знал, что вы справитесь. Вами движет только одно желание, причем на всех уровнях сознания. Вы фанатик, да не оскорбит вас правдивая характеристика, и все позывы своего естества подчиняете одной-единственной цели, ведомой нам обоим. У вашего «ид» не было ни единого шанса. Но даже если у вас ничего не получилось бы, что с того? У меня не было никакой потребности в вашей душе, вы почти обманом навязали мне соглашение, так что я никоим образом не нес бы за это ответственности — так или иначе, я имел право на маленькую месть. Если бы призом с вашей стороны стало сердце, вы получили бы куда более надежный и верный источник могущества, смею вас заверить.
— Когда-нибудь я убью тебя, демон.
— Самонадеянность — не лучшая черта для чародея, юный сэр. Еще сигару?
— Конечно.
Снова короткое молчание, прерываемое щелчками разболтанного искромета.
— Что вы планируете делать, когда они покинут сон?
— Тебе-то какое дело?
— Как грубо! С вами еще труднее говорить, чем с юным Джуном, молодой человек. К тому же вы явно подзабыли математику, иначе бы поняли, что я все равно знаю о ваших планах в силу самой своей сущности. Я также знаю все, что с вами произойдет на протяжении жизни, знаю, когда обрушится мир, знаю, чем закончится Игра Алисы… Но ведь я не пользуюсь этим в разговоре, юный сэр, ибо это было бы невежливо по отношению к вам. Почему же вы совсем не хотите оказать мне уважения как собеседнику?
— Обойдешься. Я не навязывался к тебе в собеседники. Ты сам ко мне пришел. Ты отвлекаешь меня. Какие претензии?
— Ох, ох, юный сэр, вы раните меня в самое сердце. Неужели ваша целеустремленность так сильно выдавливает из вас джентльмена?
— Джентльмена? Ха. Ты, кажется, забыл, с кем имеешь дело, демон. Я Смеющийся Факельщик. У меня нет этики. Когда мы смеемся, мир дрожит от страха и отвращения. Не смеши же меня.
— Тогда зачем вам то забавное имя, которое вы себе выдумали? У Факельщиков не бывает имен. Не поддавайтесь самообману. Вы перестали им быть уже тогда, когда ввязвались в происходящее. Детство кончилось, пора взрослеть, юный сэр. Даже молодой Джун в своем нежном возрасте уже куда больше мужчина, чем вы, хотя вы старше его на много лет.
— Пошел ты.
— Типично детское качество — отвечать на резонерство плевком. Но что простительно ребенку, то непростительно мужчине, юный сэр. Факельщики — вечные дети. Дети не ввязываются в строгие мужские дела, они сидят поотдаль в песочнице и играют в солдатиков, пока родители решают свои скучные и важные вопросы. Им многое прощают, но за многое и просто шлепают, вгоняя ума в задние ворота. Но вы говорите, — или думаете, неважно, — что вы уже не дитя? Тогда извольте вести себя как взрослый. В первую очередь — соблюдать элементарную этику.
Подловил-таки, гадюка с бантиком. Ну ладно.
— Черт с вами, Лаплас. Когда они покинут сон Мегу, я убью Коракса.
— А дальше?
— Меня это не заботит. Буду действовать по обстоятельствам.
— Вы настоящий Сын Медведя, отважный воин. Очень давно, когда человечество было еще совсем юным, такое поведение действительно считалось не только достойным мужчины, но и угодным богам — священная ярость, сила и дикость, рыжебородые воины с окровавленными секирами врывались в гущу схваток на снежных равнинах, не думая о последствиях и не замечая ран, и подчас, уже после боя, обезглавленное тело все еще по-волчьи рыскало среди трупов, ища выживших и раненых, а отсеченная голова, валявшаяся поотдаль, уже громогласно требовала пива, наполнив звуки верой вместо воздуха. Иногда ее даже успевали пришить. Но сейчас, когда люди повзрослели умственно и духовно — не будет ли подобная опрометчивость признаком несмышленого птенца?
— В данном случае позвольте мне самому судить о моих поступках.
— Как вам будет угодно. Надеюсь, вы помните о том, что Игра Алисы для вас закрыта? Я настоятельно не рекомендую вам пытаться причинить какой-либо вред Лазурной или Нефритовой Звезде. О Ртутной Лампе я не говорю, разумеется.
— Нефритовой Звезде?
— О, трижды прошу прощения за мою бестактность, юный сэр! Я совсем забыл, что относительно последних событий вы находитесь в неведении. Да, Третья Сестра тоже находится рядом с ними и в настоящий момент прилагает все усилия, чтобы сон бедной девушки не раскололся на тысячи осколков черного зеркала — вместе с теми, кто находится внутри.
Сигара, переломленная пополам, полетела в сторону. Нерассуждающий порыв бросил меня вперед, в сон, туда, где она подвергалась ужасной опасности по воле этого негодяя. Однако покрывало цвета моря знало свое дело — я вновь был отброшен назад. Тут же мои пальцы обросли черным хрусталем, на преграду ливнем посыпались тонкие иглы. Послышался едва слышимый треск.
Вдруг мою руку сковало в неподвижности. Кролик сокрушенно покачал головой.
— Все-таки вы чересчур импульсивны. Неужели так трудно осмыслить мои слова? Alas, мне определенно надо поработать над дикцией. То, что вы видите пред собой, юный сэр, защищает сон от поглощения Водами Бессознательного — и от любого проникновения извне. Если вы повредите бирюзовую завесу, он схлопнется, как кукольный домик, на который наступил неловкий мальчишка, раздавив его обитателей. Надеюсь, вы понимаете, чем это грозит находящимся внутри — и Игре Алисы в целом? Увы, я вынужден вмешаться.
Он был сокрушительно прав. Да и самого меня уже колотила крупная дрожь, поскольку я осознал, что едва не натворил. Если бы я успел проломиться внутрь прежде, чем он остановил бы меня… Если бы сон Мегу оказался беззащитен перед напором разрушительных сил… Кукольный домик…
— И вновь вы огорчаете меня, молодой человек. Стоит ли плакать по убежавшему молоку? Еще одна из детских черт — поддаваться отчаянию из-за уже прошедшего. Джентльмен никогда не поступает столь глупо. Он оценивает обстоятельства и встраивается в них, чтобы потом самому встать у Колеса Судьбы.
Крыть было нечем, да и не хотелось. Я не мог попасть внутрь, не мог сокрушить своего врага, не причинив вреда Суигинто и Мегу. Значит, оставалось одно — выжидать.
Не помню, сколько именно времени мы провели там, опустошая казавшийся бездонным сигарный ящик кролика и беседуя на отвлеченные темы. Он рассказывал мне о разных вещах, которых я зачастую даже не понимал, поэтому мне оставалось только поддакивать, изредка вставляя слово или недоверчивое восклицание. Последние прямо-таки воспламеняли его — странные аналогии и цветастые речевые обороты начинали извергаться фонтаном, что отнюдь не делало его речь понятнее. Но мне было скучно, а иметь такого собеседника было все же лучше, чем объедать ногти на руках в томительном ожидании.