И последним, что я увидел, уже проваливаясь в морозную мглу Н-поля, были горящие яростным гневом и ненавистью глаза цвета звезды Антарес. Алые, с сиреневой каймой по краю, подобной звездной короне.
Суигинто!
Я стремительно падал вниз, мимо цветными молниями уносящихся в черное небо чужих дверей, не в силах остановиться или даже выправиться. На грудь будто сбросили наковальню, в спину словно всадили свои когти все духи Преисподней, увлекавшие меня в свое логово. Я падал все быстрее, оставляя за собой размазанный нисходящий шлейф алых капель.
Суи… гинто…
Коракс
За последние полтора года мне приходилось просыпаться в довольно неприятных ситуациях, но этим утром вдруг стало ясно, что все прошлые проблемы были пустячными по сравнению с текущей.
Я смотрел в потолок, не имея возможности хоть немного пошевелить головой и совершенно не чувствовал тела. Именно это его отсутствие и напугало больше всего, ведь готовясь к боли и мучениям, не предполагаешь, что их источника может и не быть вовсе.
Но опасения были напрасны. Красное плетение услужливо показало мне состояние организма, после чего оставалось только взвыть и схватиться за голову — но ни того, ни другого я сделать не мог.
Колдовство сумело защитить все важные внутренние органы, пусть и не полностью, но с мышцами, кожей и особенно конечностями сон поработал на славу. Отдельные глубокие раны неизвестного происхождения на этом фоне даже не воспринимались, как неприятность — основные усилия плетения уходили на то, чтобы удержать живыми как можно больше тканей в том причудливом месиве мяса и осколков костей, отключить все болевые рецепторы и не допустить заражения, которое быстро превратило бы меня в гниющий труп.
Более всего удивило меня то, что ни одно плетение не пострадало — или восстановилось само по себе? Это был весомый повод для радости, так как теперь они оставались единственными способами хоть как-то влиять на мир.
И все же ситуация была критической. Я не знал, что случилось с Соусейсеки, хотя вернулся только ради нее. Успеть восстановить ее прежде, чем колдовство перестанет силой удерживать меня в живых, в любом случае будет непросто. Но лежать и просто думать об этом в любом случае нельзя.
Собраться. Сосредоточиться. Расс… а, черт, пропустим. Серебряные нити наполняют комнату, вьются, расщепляются на тысячи еще более тонких волосинок, а те, в свою очередь делятся еще и еще. Да, непросто удерживать такое количество, непросто и рано еще. Но возможно — и придется воспользоваться этой возможностью.
Остаток дня ушел на восстановление голосовых связок, губ и языка. Неприятно быть грудой мяса, к тому же еще и немой — и даже тому гадкому подобию голоса, который удалось восстановить, я был рад. Но еще радостней было услышать знакомые голоса — меня не бросили, не забыли!
— Ты еще жив, медиум? — теперь голос Суигинто звучал так, как и должен был — насмешливо и язвительно.
— Твоими молитвами, — прохрипел я, и Маска потянула вверх уголок рта в жалком подобии улыбки.
— Мегу вчера обследовали шесть лучших кардиологов Токио, и единогласно заявили, что не могут объяснить это иначе, как чудом. Она полностью здорова, медиум.
— Р… рад слышать. Что с… с Соу? Где она?
— В своем сундуке. Я бы сказала, что она умерла, но Роза Мистика все еще в ней и держится даже крепче, чем раньше. Не волнуйся, о ней позаботятся лучше, чем о тебе.
— Кто позаботится?
— Есть один человек, способный на такое. Суисейсеки не успокоится, пока не заставит его помочь.
— Я не понимаю… Энджу?
— Ну что за глупости ты говоришь, слушать тошно. Она приведет своего медиума, этого малыша с умелыми руками, как его, Джона, Джуна?
— Джуна… И как думаешь, он справится?
— Когда я оторвала руку Шинку, я была уверена, что вернуть ее невозможно для простого человека, но он сделал это. Быть может, и теперь сможет — талант у него есть.
Как бы мне хотелось на это надеяться.
— Медиум…ты о себе не думал? Как ты собираешься выжить?
— Есть пара мыслей, но это подождет. Сейчас важнее всего она.
— Я совсем тебя не понимаю. Но иногда мне кажется… ладно, забудь. Мне уже надоело тут сидеть, а эти кровавые тряпки не прибавляют красоты обстановке. Сказать старикам, что ты очнулся?
— Скажи, сделай милость. И… передавай привет Мегу.
— Привет? — теперь Суигинто выглядела растерянной, — Передать привет от… хорошо, человек, будь по-твоему.
Я позволил себе закрыть глаза, когда она ушла. Джун, Джун, мальчик с руками, которые похожи на песню, до чего же я докатился, что начинаю надеяться на тебя…
Часовщик удивился, когда услышал мои просьбы, но не стал спрашивать, зачем мне перебираться из уютной комнаты в мастерскую, куда я собираюсь, будучи в таком состоянии, ежедневно девать таз соленой воды и килограмм сырого мяса. Согласно указаниям, мою неподвижную тушку, зеркало и лежащую в закрытом чемодане Соу перенесли и разместили так, как я и рассчитывал. На новом месте, по крайней мере, стены брызгами испачкать было не страшно.
— Не знаю, что ты задумал, парень, но искренне желаю, чтобы у тебя получилось. — сказал старик, садясь у изголовья, — Вот мы испугались, когда вас Суисейсеки и эта, крылатая, приволокли. Ты совсем тогда не жилец был.
— Вы хоть скажите мне, Мотохару-сан, как она? Что с ней? Суигинто темнит, успокаивает, но я-то чую, что недоговаривает.
— Плохо. Я тебе врать не стану, ты не из тех, кого правда убивает — плохо. Но жива, держится, хоть и в себя не приходит, да оно-то и хорошо, что не приходит…
— Как думаете, можно спасти?
— Я же просто старик, не более. Откуда мне знать, на какие чудеса вы способны?
— Значит, без чудес не справиться.
— Разве можно спасти чудо без того, чтобы не сделать другое?
— Понимаю, Мотохару-сан. Что ж, тогда пришла пора прощаться. Скорее всего, мы больше не увидимся.
— Не торопись делать непоправимое, парень. Еще есть время…
— Нет у меня времени. Если вы будете придерживаться моих указаний, я, быть может, проживу достаточно долго, чтобы спасти ее. А на большее рассчитывать не приходится.
— Так ты собрался умирать ради нее?
— Я засну, поручив заботы о себе плетениям. Однажды я уже собрал ей тело во сне, и еще раз соберу. Но сил воплотить его и выжить мне не хватит, восстанавливать их некогда.
— Времени, говоришь, не хватает? — старик нахмурился, но сперва я этого не заметил.
— Именно. Красное плетение могло бы восстановить меня до прежнего состояния или даже сильнее, если бы ему дать год-полтора. Но у Соусейсеки его нет и я должен…
— Я покажу тебе кое-что, медиум-сан. Помнишь, я говорил о том, что наш род искал способ победить время?
— Вам это удалось?! — обалдел я.
— Не совсем так. Но кое-что все же из этого вышло — иначе никто бы не гнался за химерой столько лет. Не в силах остановить часы жизни, все же я сумел их замедлить.
— Замедлить? Насколько?
— Это зависело от того, кто использовал механизм. Индивидуальные настройки…
— Насколько?! — если бы я мог кричать, то крикнул бы.
— В семь раз или вроде того. Устроит?
— Вы еще спрашиваете, Мотохару-сама! Вы дарите мне надежду, великий мастер, надежду на выживание.
— Выходит, ты не против попробовать?
— Конечно же, не против — или есть повод сомневаться?
— Я… не проверял эффект на людях. Только на кошке.
— И?
— Она умерла, — улыбнулся Мотохару, — в возрасте пятидесяти трех лет.
— Буду считать это достаточной рекомендацией. Когда мы сможем испробовать ее?