Кассий с трудом дотащил отяжелевшую от воды ткань, бессильно уронив ее рядом. Ему хотелось что-то спросить, сказать, но короткий жест заставил его умолкнуть. Не сейчас, не время.
Выжатая жидкость казалась мутной, но в воронке песок и грязь быстро осели, прижатые к краям коловоротом, ради которого и были нарисованы знаки. Чистая и прозрачная вода вращалась в замкнутом беге, идеально повторяя формы воронки.
Забыть о законах и правилах внешнего мира. Забыть воспоминания и страхи. Забыть угрожающие видения настойчиво повотрявшихся снов. И боль свою — забыть.
Пальцы черпают влагу, вытягивают ее, словно нити, плетут и прядут мокрое, облекаются в жидкую плоть, жаждут ее, трепещут — и отторгают, отталкивают, удерживая рядом, придавая форму, упорядочивая.
— Глубокая, холодная, изменчивая, дающая и отбирающая, мягкая и нежная, но неукротимо-бешеная, всепроникающая и всерастворяющая, вода лазурная, Лазурь поглотившая, освобожденная, но жаждущая смысла, Вода, тебе приказываю — облекись формой, подчинись заключающему тебя в себе, откликнись на волю мою, расступись и сомкнись под тяжелой десницей снящего тебя, таящего тебя, поглощающего и изливающего, пропитанного, себя во мне слушай и волю свою ведай собой, неостановимая!
Я изрыгнул эту тарабарщину на одном дыхании, краем сознания поражаясь меняющимся от влажного хрипа до чистого пения модуляциям собственного голоса. Но это не я говорил воде, а вода во мне говорила воде вне меня, облекая в слова и звуки куда более глубокие смыслы, чем мне удавалось осознать.
Но Лабиринт продолжало заливать, и холод сковал ноги, поднимаясь все выше, а на руках онемели безымянные пальцы с мизинцами. Струйки холодного пота стекали с лица, крупными каплями лились слезы, но я не двигался, хотя глубокий ужас сдавливал грудь изнутри сильнее, чем спертый воздух.
Инстинктивно вытягивая шею выше, мне удалось отсрочить развязку на несколько мгновений, но неумолимый поток не дал мне шансов передумать. Ледяная вода захлестнула меня с головой.
Счет снова пошел на секунды, и действовать нужно было решительно. Усилием воли я предал собственное тело и глубоко вдохнул. Воду.
Поток воспоминаний захлестнул разум — горячие обьятия ванн, щекотка душа, соленые морские брызги, свежесть холодного напитка, барабанящий по лужам дождь, ручейки из-под тающего снега, стальная гладь озер…и глубокие, таинственные, мрачные воды люков и подвалов, подлые подводные ямы, неожиданно утягивающие под воду с головой, леденящие прикосновения из-под проваливающегося под ногами льда…и улыбающийся отец, бросающий меня в тяжелую, дущащую глубину.
Я так и не научился плавать.
Я научился тонуть.
Антракс
Как описать то, чего не понимаешь до конца? В меру своего понимания. Как быть, если не понимаешь вообще? По крайней мере, попытаться обрисовать внешне, с помощью сравнений или метафор. Что же делать, если и метафору-то не подобрать, даже завалящий кеннинг не состряпать? Правильно. Плюнуть и поберечь нервы.
С уверенностью могу сказать одно: задротские радости мне не мерещились. И то хлеб.
— Вот мы и почти на месте, юный сэр, — барским жестом обвел окружающее кролик. — Вам осталось пройти еще совсем немного.
— И где же это «на месте»?
— В нужной вам ветви Вселенной, разумеется. Разве вы не узнаете окрестностей?
— В тот раз у меня не было времени наметить ориентиры.
— Что ж, тогда вам придется поверить мне на слово. Впрочем, что вам еще остается? Так или иначе, самим вам обратно не пройти. Желаю хорошо обжиться на новом месте.
Вжиканье застежки-молнии, тусклый оранжевый свет. Ушел. Ну и пес с тобой.
— Где мы, Отец? — впервые подала голос Суок, сидевшая на рюкзаке, обхватив руками мой лоб.
— В Н-поле. Ты ведь уже была тут однажды.
— Да, я помню. Но что это за место?
— Честно говоря, я и сам не знаю. Оно существует — вот все, что о нем можно сказать точно. Тебе следует научиться входить и выходить из него, подобно тому, как ты научилась входить в Пад.
— Пад?.. Неужели это Н-поле такое же плохое, Отец?
— Оно не доброе и не злое, Суок. Оно просто есть. И хорошо служит некоторым целям, в частности, моим.
— А кто это был?
— Демон Лапласа. Он следит за Игрой Алисы и исполняет в ней обязанности арбитра. Судьи.
— Игрой… Алисы?
Ох, дьявол забери. С другой стороны, рано или поздно это должно было случиться.
Боги, дайте мне язык длиной в полметра.
— Жил когда-то на свете кукольных дел мастер. Звали его…
— Розен?
Сказать, что я обалдел, значит сильно погрешить против истины.
— Откуда?..
— Постой, Отец… Я вспоминаю. Ты уже рассказывал мне об этом… когда-то… Не помню, когда. Его звали Розен? И у него было семь дочерей-кукол, и одна была добрая, а остальные злые?
Сказка. Моя сказка. Ну конечно.
— Да, младшие сестры не дали старшей спокойно жить с Розеном. Они обманом заманили ее в ловушку и убили…
— Но Розен оживил ее, да? И теперь ей придется победить злых сестер, чтобы вернуться к нему?
— У тебя прекрасная память, дочь. Это и называется Игрой Алисы. Самых злых и подлых сестер зовут Шинку и Соусейсеки — Рубин и Лазурит. Недавно они вновь обманули добрую дочь и теперь хотят снова убить ее или навсегда закрыть дорогу к преображению в Алису — идеальную девочку. Мы должны им помешать.
— Хорошо, Отец. Мы помешаем им. Но кто такая Алиса?
Я замялся. Она молча ждала.
— Алиса… Алиса — это… Ты задала очень сложный вопрос, Суок. Я вряд ли смогу объяснить тебе внятно. Алиса — это самый прекрасный цветок среди всех цветов на свете. Редчайший драгоценный камень, дороже всех остальных драгоценностей в мире. Безгрешная и непорочная. Самая красивая девочка на всей земле.
Уф, блин. В манге это звучало как-то вразумительнее.
— Поняла?
— Да, Отец. Хотя ты, кажется, сам не знаешь, что имеешь в виду.
— Пожалуй, что так. В любом случае, Алиса — не моя забота.
Она помолчала. Я почувствовал ее локти у себя на голове.
— Отец… А… А я могу стать Алисой?
О-ба-на. Ничего себе заявления!
— Зачем тебе это?
— Но я… Я так люблю тебя, Отец! Ты ведь такой красивый, а я маленькая и глупая. Я хочу стать лучше, стать идеальной девочкой, чтобы ты был счастлив!
Вот уж спасибо. И опять не знаешь, смеяться тебе или плакать. «Красивый!» Ха… Даже ха-ха три раза. Глупости.
Но с погромно-диссидентскими настроениями в личном составе надо было покончить как можно скорее.
— Тебе это не нужно, Кокуосэки, — строго сказал я — насколько вообще можно говорить строго, когда собеседник почти сидит у тебя на шее.
— Но я хочу сделать тебе подарок, большой-большой, красивый-красивый!
— Спасибо. Но Розен создал Семерых Сестер потому, что так и не смог полностью воплотить свою мечту в старшей, доброй сестре. Он мечтал о совершенстве. Я же не собираюсь создавать никого, кроме тебя.
— Значит, я… уже идеальна? — я почувствовал, как рюкзак радостно подскочил.
Эх…
— Да, — солгал я.
— Спасибо, спасибо, Отец!
— Хм… Не за что.
Действительно — не за что. Все-таки я свинья.
Не привязывайся к инструментам, парень!
Заткнись.
Вскоре мы прошли мимо первой чужой двери: начиналась область Н-поля вблизи мира кукол. Потом мимо второй. Мимо целой стайки. И вот уже они были кругом, заполнив привычную холодную черноту, что сменила… Да черт его знает, что она сменила. И не так уж это и важно. Мы достигли пункта назначения. Точки невозврата. Превосходно.
— Чьи это двери, Отец?
— Понятия не имею. Каких-то других людей.
— Мы войдем в одну из них?
— Мы? Не ду… Хм. М-да.
В ее словах был резон. Моей-то двери тут не было. Жить в Н-поле? Я не волшебный кролик. И не Энджу. Интересно, кстати, чем он там питается? Все-таки изредка вылезает в плотный мир? Плотный мир… Каков он здесь? Сильно ли отличается от моего родного? Здесь есть Германия и Япония, это да, но… Ладно, все узнаем со временем. Для начала же стоит выбрать дверь.