Я бродил по улицам, побрякивая пакетом и баклажкой по ногам. Была уже ночь, магазины закрылись час назад. Возвращаться в Пад не хотелось — пусть Суок и не знала о моих планах, все равно я чувствовал бы себя перед ней, как оплеванный. Совершенно непонятно, почему.
Остановившись у какой-то погашенной витрины, я закурил. Сигарет оставалось шесть пачек, включая открытую — их тоже стоило поберечь, пока я не найду работу. Но инфляция и безработица всегда ходят под руку. Кому здесь нужны фрилансеры? Придется таджичить, видимо. Хорошо, хоть жилье дармовое. Эх…
Мой взгляд упал на витрину. Магазин. Кондитерский. Дорогой, видимо, элитный — конфеты были заграничные. Если не муляжи, конечно… Но и настоящие должны быть, наверно. Иначе зачем он нужен тогда? И зачем он нужен мне? А нужен ли он мне? Хм…
Да что я теряю, в конце концов?
Я поставил пакет и флягу на асфальт, попрочнее уперся в него задней ногой и обоими кулаками ударил в стекло, добавив к силе удара лишь самую малость янтаря.
Стекла с пронзительным звоном плеснули внутрь острым облаком — так в голливудских боевиках их выносит взрывом. Разбуженным скворцом заверещала сигнализация. Надо спешить. Переборов обратное ускорение, я запрыгнул в витрину, пробежал по осколкам и пластиковым коробкам внутрь, в темноту, цапнул первые попавшиеся две коробки и метнулся наружу.
Улица все еще была пустынна. Прекрасно. Я подхватил лут из супермаркета, сунул коробки в пакет и успел пробежать несколько метров, когда услышал за спиной слитный топот ног. Свиное дерьмо! Я наддал — не отставали. Охрана? Мусора? Дьявольщина. Как меня достало прятаться и изворачиваться. Достало!
Хотите нарваться? Get over here.
Я остановился и развернулся, перебросив флягу в занятую руку. Тяжеловато. Ну ничего.
Передо мной в кругу фонарного света стояли трое. Да. Трое. Та самая троица с проспекта. Я стоял в тени, зато их лица были освещены отчетливо.
— Зачем, брат? — негромко спросил правый. — Ты голоден? Мы тебя накормим.
— Вам-то что? — беготня сперла горло, вместо голоса вырвалось какое-то неузнаваемое карканье. Тем лучше, впрочем.
— Парень, не делай этого, — серьезно, даже печально произнес средний. — Тобой движет злоба и голод. Я знаю, что это, я бегал из тюрьмы. Не поддавайся дьяволу, верни украденное. Мы спрячем тебя, если хочешь.
Да пошли вы, херувимчики гребаные.
— Идите, куда шли, — выплюнул я тем же измененным голосом.
— Мы не уйдем, — покачал он головой. — Мы экзорцисты, друг, мы защищаем мир вокруг себя. Мы защитим и тебя. Пусть мы не должны вступать в битву с чужим демоном без крайней необходимости — сейчас необходимость крайняя. Мы не дадим тебе погубить свою душу.
— Попробуй.
— Прости, брат, ты не оставляешь мне выбора.
Он вскинул левую руку, и маленький крест упал из полуразжавшегося кулака и закачался на цепочке. Экзорцизм? Ха! Я тебе что, вампир, придурок? Я уже хотел отпустить язвительное замечание, когда увидел его глаза. Два ярких и спокойных светильника, ничем не похожих на яростные факелы сектанта-фанатика или голодные огоньки мелкой шпаны. Спокойная грусть, сила и уверенность, беспощадность к пороку и всеутоляющая доброта. Глаза святого убийцы. Нет — глаза архангела. Архистратига Михаила, сокрушающего зло. И я понял.
Им двигало отнюдь не желание покуражиться втроем над одиночкой или заполучить в свой вертеп новую дойную коровку. Он действительно хотел меня спасти. От меня самого.
И осознание этого скрутило меня в угловатый комок, отбросило на полтора метра от них, швырнуло вниз по проспекту. В спину удивленно крикнули, по асфальту залупили резиновые подошвы. Хрен вам! Впереди уже маячила зевластая дыра перехода.
Как заяц с горы, я почти кубарем скатился по ступеням и стриганул по тускло освещенному проходу. Бомжи у стен недоуменно таращились дремучими буркалами, сидевший в углу наркоман проводил меня бессмысленным взглядом. Вперед, вперед! На лестнице за спиной уже слышался топот трех пар ног. Они гаку?
Будет вам они гаку.
Развернувшись, я схватил мусорную урну и швырнул в преследователей. Страйк!.. Ага. Хрен там. Не на таковских напал. Но все же это была победа. Бежавший впереди всех бритоголовый с разбегу нырнул вперед, и урна пролетела у него над головой, но поток окурков, хлынувший ему на макушку, заставил его, чертыхаясь, замахать руками перед лицом и не заметить совершенно случайно оказавшейся на пути моей ноги. Башкой в стену. Красота.
Но двое других приближались. Удирать уже не было ни времени, ни сил. Плевать на конспирацию. Все равно в этом городе мне уже не жить. Ничего. Найдем другой. Потише.
Я подскочил к невероятно кстати сидевшему в состоянии алкогольного самадхи у соседней стены «бывшему интеллигентному человеку»…
— Суок, забери меня отсюда!
И нырнул в развернувшуюся передо мной золотую воронку.
Свет. Смрадный воздух Пада. Столы и верстаки. Пылающая в горне Карта. Суок, с радостной улыбкой стоящая передо мной.
— Отец, ты наконец пришел! Я так соскучилась!
— У меня для тебя кое-что есть, — я вытащил из пакета первую коробку. Помялась. Ладно, вряд ли содержимое пострадало.
Зеленые глаза вспыхнули восторгом.
— Это мне? Спасибо, Отец! А что это?
— Открой, — я уселся за стол и тяжело опустил голову на руки. Спать хотелось неимоверно.
Я стоически боролся с дремой, пока она с интересом крутила в пальцах подтаявшую конфету.
— Это пища, Отец? Оно сладко пахнет.
— Попробуй.
Она медленно прожевала лакомство и расплылась в улыбке от уха до уха.
— Как вкусно! Спасибо, спасибо, ты такой добрый!
— Угощайся. Это все тебе.
— А как же ты?
— А я не голоден.
— Но ты же так устал, тебе, наверно, было трудно добыть это! Поешь со мной. Пожалуйста.
Несносный ребенок.
— Ладно. Всего одну.
Разумеется, съесть мне пришлось не меньше трети коробки. Слава богам, что они оказались не ромовыми, а трюфельными. Действительно, вкусные. Я следил, как она ест, и молча удивлялся самому себе.
Было совершенно непонятно, с чего это я тоже чувствую себя, как именинник.
Коракс
Последнее свидетельство реальности случившегося, чем бы оно ни было, прощальным подарком или реликвией, мой маяк и светоч в странствии по Зеленой стране алхимиков, маленькая синяя шляпа с черной ленточкой была Полярной звездой, проведшей нас с Кассием через чудеса и ужасы подземного мира.
Я мог бы рассказать, как собирал по крупицам рассеянные в причудливо искаженных местах частицы нового себя, как шаг за шагом проходил по запутанным тропам недр собственного сна, где так тонка грань между чудом и кошмаром, как сменился глубокий мрак траурного одеяния, проступая изнутри белым, но вряд ли у меня это получится лучше, чем у моего спутника, Кассия Лота, который все же решился последовать моему совету.
Описывая случавшееся с нами тонкой нитью-строкой, сплетаемой в чудной клубок, он не упустил и открывшегося смысла — всюду, где мы проходили, чувствовались следы некоей могущественной сущности, стремившейся к до конца не понятым нами целям. Темная Мать, как называл ее Кассий, родила всех здешних обитателей, от мала до велика, но никто не помнил ее истинного облика, потому что все бежали в ужасе, скрываясь от нее все выше и выше. Она же пленила Соусейсеки, заманив нас в ловушку под личиной малышки Хины, но сделала это только чтобы иметь надо мной власть. Ведь если она была матерью этого мира, я был отцом.
От глубин черного отчаяния до фанатической решимости проросла во мне единственная идея — чтобы вернуть Соу, нужно вернуть власть над сном, и нет ничего иного на этом пути, чем нельзя пожертвовать. Впрочем, пока что позади осталось только вымышленное имя — не получилось остаться вороном, пройдя сквозь путрефакцию.
Синяя — или лазурная? — водяная вязь очередного плетения осталась на теле, постепенно проступив со времени моего погружения в воду вслед за Соусейсеки. Как и ее сущность, она оказалась текучей и теперь залила своими узорами голени и ступни, удерживаясь на других частях тела тонкими нитями-струйками. Она немало помогла нам в путешествии по недрам сна, и иногда я даже жалел, что не нанес ее раньше.