— Сейчас нам остаётся только ждать, — сказала тифлингесса. — Либо он вернётся, либо выйдет на связь. Про текущие обязательства я знаю, Арум. А насчёт защиты…Что ж, она ему в любом случае нужна, иначе мы бы не отправились в спасательную операцию.
Она говорила спокойно, но на душе скребли кошки. Как он там, с таким серьезным ранением, среди исчадий, что не терпят никакой слабости?
Они разбили лагерь, коротая томительные часы ожидания. Прошло немало времени прежде, чем они поняли, что сегодня уже никуда не улетят.
[1] Леонино — зверек, похожий на крылатую кошку
[2] Лисун — маленькая волшебная лисица, обладает магией умиротворять созданий, если те не обладают достаточной мудростью
Глава 12. Сломанный меч
Ожидание томительно тянулось. Эльфы развели костер, чтобы хоть как-то согреться в этой неприятной мороси. Кьяра отдала им тушку лебедя. Каленгил вновь зло сверкнул глазами, даже не сказав ни слова. Сел возле костра, закрыв лицо ладонями. Ятар был спокойней, только глубокая печаль в розовых глазах омрачала его лицо, а движения были машинальными. Тифлингесса справедливо опасалась, что и Арум будет шарахаться от нее, как от прокаженной, но тот был тих и задумчив. Подсев к дракониду, девушка достала дневник снов:
— Пока у нас вынужденная остановка, хочу с тобой поделиться…
Она рассказала ему сон, в котором говорилось про серебряный звон, и видение Эридана про меч, что вырезали из его груди. Жрец внимательно послушал ее.
— Пробудить меч? — наконец произнес он. — Не знаю, что это значит, никогда не слышал ничего подобного. Может, имеется в виду конкретное оружие? Солнечный клинок Эридана? Меч, что дала ему леди Халирр? Не знаю, Кьяра, видения бывает так сложно трактовать. Что бы они ни значили, теперь понятно, что все, связанное с мечом — это про Эридана. Фигуральный это меч или самый настоящий? Это интересно.
— Видимо, да, меч — это про него, а насчет прочего — сама не знаю, — слегка улыбнулась девушка. — Если что-то ещё увижу, расскажу.
Она попыталась еще раз заговорить с Каленгилом, но тот даже не послушал. Девушке стало грустно. Мало того, что неизвестно состояние Эридана, так еще и гвардеец, с которым они так весело и тепло общались когда-то в лазарете, больше, возможно, и не захочет с ней разговаривать. “Ну да ладно”, - подумала девушка, — “не в первый раз и не в последний”.
Часы все тянулись и тянулись. Эльфы ощипали лебедя и занялись готовкой, но Кьяра не стала дожидаться ужина. Завернувшись в плащ, она попыталась прикорнуть в этой повсеместной сырости. Сон все не шел, грустные мысли отвлекали ее. Наконец, она окунулась в спасительное забытье.
Тифлингесса подскочила от громкого хлопка и возгласа одного из эльфов. Приподнявшись, увидела фигуру Писаря, выступившего из полупрозрачного дымка. На руках он нес Эридана, словно тот был легче Кьяры. Альбинос был без сознания.
— Позаботьтесь о нем, — произнес тифлинг, кинув белобрысого на землю.
Хлопок, и гость из Преисподней исчез, оставив только зловещий аромат. От падения эльф очнулся, издав слабый стон. Гвардейцы кинулись к нему, а следом, продрав глаза ото сна, ринулся драконид. Он распихал солдат, чтобы не мешали, приподнял несчастного, осмотрел раны и зло оскалился, отчего лицо стало особенно хищным:
— Ни о какой обработке, конечно, речи не шло. Просто прижгли, чтобы кровью не истёк.
Слегка приподняв голову эльфа, драконид с удивление обнаружил свежие пятна крови на его рубашке. Задрав ее наверх, он шумно выдохнул сквозь острые зубы:
— Кьяра, ты понимаешь, что это значит?
Девушка взглянула на спину эльфа и с удивлением обнаружила там кровоточащие засечки на языке ее родины. Аккуратно вырезанные буквы складывались в слова, которые Кьяра озвучила на общем:
— Милость Владыки велика, хоть и не безгранична. Первое предупреждение высечено на плоти. Второе будет высечено на кости, а третье — на душе.
Ятар и Каленгил что-то яростно завопили по-эльфийски, Арум прикрыл лицо рукой.
— Мне нужно обработать раны, — сказал драконид. — Ты все равно не сможешь помочь. Ложись спать. Постарайся восстановиться.
— Хорошо, — ответила Кьяра. — Пару часов посплю. А потом разбуди меня. Хочу посидеть с ним.
Она вновь забылась тревожным сном. Через некоторое время драконид аккуратно потормошил ее:
— Ты просила разбудить. Я перевязал его. Он вроде спокойный. Я лягу поспать. Если что-то случится, то буди.
— Отдыхай, Арум, — кивнула в ответ девушка.
Жрец устроился возле костра, а Кьяра подошла к белобрысому, сидящему недалеко от огня. На его торсе и руках появились свежие повязки, в мочке левого уха красовалось кольцо регенерации на замысловатой застежке. Покрытое испариной лицо поблескивало при неверном свете пламени и красного ореола, но он действительно был спокоен. Сев рядом, девушка погладила его по голове, по взъерошенным волосам. Прикрыв глаза, тот печально опустил голову.
— Я заколол убийцу, подосланного Арфистами, левой рукой, лёжа на постели, — тихо сказал он, нарушив молчание. — Где же сейчас эти Арфисты? Такой шанс упускают.
— Эридан, не переживай, — ласково ответила чародейка, продолжая гладить по волосам. — Руки восстановятся, а пока у тебя есть мы. Я от тебя больше не отойду, мне хватило прошлого изгнания.
— Хоть что-то хорошее, — слегка улыбнулся эльф.
— А ты сомневался? — улыбнулась Кьяра. — Ятар и Гил теперь считают меня чудовищем.
— Почему?
— Ляпнула кое-что не подумав, — вдохнула она, — а моя рациональность корежила и тебя.
— Горько чувствовать себя бессильным, — признался Эридан, и улыбка сошла с его лица. — Да ещё выговорили мне знатно, но я так спокоен. Не знаю почему.
— Понимаю, — кивнула чародейка. — Когда была слепа, тоже чувствовала себя беспомощной, и когда питомец Лемифинви меня чуть не прибил…Что тебе сказали?
Она аккуратно наклонила его так, чтобы голова легла на ее колени. Удобно устроившись, альбинос прикрыл глаза от теплых и нежных поглаживаний по волосам, словно вернувшись в детство. Когда никто из прислуги не видел, мать Элледина иногда гладила его по голове, и в те минуты он испытывал покой и счастье. Родная мать была такой отстраненной и холодной.
— Ничего, о чем стоило бы беспокоиться, — ответил он. — Повырезали на моей спине, но я такое сам с собой проделывал двадцать лет назад. Правда, раскаленной спицей. В общем, это пройденный этап. Не страшно.
Кьяра вспомнила выжженную надпись, которая раньше красовалась на его плече. Клеймо Аурил. Она и не знала, что он сам его нанес.
— Все запутанней и сложнее, — вздохнула девушка. — Свободы ни тебе, ни мне, похоже, не видать, как и спокойной жизни. Тебе назвали сроки?
— Дали два месяца, но я справлюсь. Если моя душа достанется Маммону, невелика потеря. Я все равно после смерти обречён на непокой.
Эльф задумался обо всем, что за недавнее время произошло вокруг. Он стал центром каких-то странных и пугающих событий, разрастающихся, словно грозовой фронт. Эта буря не пощадит никого.
— Ты можешь уйти, — задумчиво сказал Эридан, — и, может, забыть все это как страшный сон.
Он не хотел, чтобы она уходила, но больше этого он не хотел стать свидетелем ее смерти.
— После вчерашнего не уверена, что могу, — пожала плечами Кьяра, — но, главное, не хочу. Не вредничай и не упирайся. Странно, рогов у тебя нет, а иногда складывается ощущение, что ты баран.
Слегка щелкнув его по лбу, она улыбнулась, а затем тихо продолжила:
— Помнишь, предложение Арума? Я вот думала об этом. Может, стоить принять? Знаю, что ты не хочешь…
— Зачем Темпусу тот, кто не хочет быть верным клятве? — резонно заметил эльф. — Я служу ему каждый раз, как вступаю в битву. Нет, Кьяра, Темпусу нужен Арум как его рыцарь, а я разве что в качестве инструмента. Неужели это то, что мне суждено?
Последнее он сказал с горечью. Служба на Ледяную Деву заронила в нем сомнение: жив ли он? Может ли чувствовать и дышать свободно, или он просто голем из плоти, ведомый чьей-то волей? Произошедшее за последнее время доказало, что его сердце все еще бьется и способно на чувства. Темпус, конечно, не Аурил и вряд ли стал бы пытать Эридана, но до конца дней пришлось бы служить целям Владыки Битв. У эльфа было смутное чувство, что он снова может попасть в ловушку долга. Он не боялся вести борьбу и давать обещания, чтобы потом держать слово, но этот выбор он хотел делать сам, без указки высших существ, живущих по своей странной логике.