Алиска резко рванула назад руки — и лицо Ярослава само собой наделось ей на лоб. Тут же она ощутила свободу и отпрыгнула вбок.
Из носа у аспиранта хлынула кровища. Зная, что ущерб невелик, Алиска без единого слова развернулась и пустилась бежать.
Ей было двадцать два с половиной года, и она прекрасно понимала нелепость своего поступка. Но ничего иного придумать не могла — так хоть это… хоть нос расквасить…
За углом она провела рукой по лицу. Пальцы окрасились. Ее густая черная, по-модному неровно подстриженная челка мазнула-таки по окровавленному носу… Алиска вытерла руку о штаны.
— Пока есть хоть один человек, способный назвать предателя предателем. — Она вспомнила слова, которые на прошлом дежурстве говорила семнадцатилетнему мальчишке.
— Откуда он возьмется? — спросил мальчишка.
— Ты только верь — и он обязательно откуда-то возьмется! Знаешь, как верил король Карл?
— Какой король Карл?
— Не знаешь? Ты только не клади трубку, а я расскажу тебе, как один человек из всего войска не побоялся выступить против предательства. Это возможно! Ты понимаешь? Это возможно! Когда ты сам не можешь защитить себя, ты думай об этом человеке — он услышит и придет на помощь!
— Король Карл и вы, благородные бароны! — внятно и зычно произнес Пинабель, соранский кастелян. — Я хочу защитить своего родича, графа Гвенелона! А если вы, невзирая ни на что, все же приговорите его к позорной казни за измену — то я его защитник! Я — и эти три десятка наших родичей!
— Достойное начало! — прервал его Оджьер Датский. — Кто это научил тебя начинать речь с угроз? Говори по существу. Что ты имеешь сказать в пользу графа Гвенелона?
— И еще никто не предлагал Божьего суда, о чем же ты беспокоишься? — добавил Немон Баварский.
— Спокойствие, бароны! — Карл протянул руку. — Говори, Пинабель.
— Я скажу вот что — граф честно признался в своем проступке, как подобает благородному барону, и все согласились — он имел право отомстить графу Роланду. Даже если бы Роланд был не племянником, а родным сыном нашего короля — он был бы равен всем нам, бароны! Родич мой Гвенелон не раз бывал оскорблен Роландом и не чаял дождаться справедливого решения от тебя, король Карл! Я это говорю открыто!
Пинабель, опытный в красноречии, замолк, давая слушателям время перемолвиться. Он обвел взглядом ряды баронов и увидел на лицах одобрение. В сторону овернцев он даже не поглядел — они были на его стороне.
Карл опустил голову. Буйный нрав Роланда доставил ему немало хлопот — кто же знал, что племянник ухитрится навредить сам себе и после смерти?
Пинабель разумно строил защиту, но пока это была лишь защита, и, рассыпавшись в похвалах графу Гвенелону, до сих пор не замеченному в дурных делах, доблестному и осторожному полководцу, Пинабель перешел в нападение.
— Мой родич готов служить королю честно, доблестно, как и прежде, как подобает доброму вассалу, и терять за своего сеньора и кровь, и волосы, и кожу! Наше войско ослаблено после испанского похода, и, если ты, король Карл, велишь казнить графа Гвенелона, много ли останется у тебя мужей, способных вести полки? Прости его, король Карл, как велит нам наша вера! Прости ему его грех — и Господь на небесах возрадуется! Как бы войско не скорбело по Роланду — твоего племянника уже не воскресить. А граф Гвенелон еще не раз честно тебе послужит!
Он широким жестом указал на статного графа, что стоял рядом с ним, в мнимой покорности опустив голову.
— Достойно, нечего сказать! — возразил Немон Баварский. — Стало быть, вассал, который за спиной своего сеньора вступает в сговор с врагами, должен быть оправдан лишь потому, что убитых не воскресить?
— Месть хороша, когда она совершается открыто, — добавил Датчанин. — А граф замыслил предательство еще в бытность свою послом в Сарагосе. Не сам же он посылал гонца к горцам, что напали на арьергард! Горцев подкупили сарацины, а граф, зная, что предстоит нападение, даже не подумал, сколько погибнет ни в чем не повинных людей! Твоих людей, король Карл!
Бароны зашумели. Пинабель поднял руку, показав, что желает отвечать.
— А мог ли он совершить свою месть открыто, бароны? Разве вы допустили бы поединок между графами? Не раз и не два мы их мирили, потому что такова была воля короля Карла! И не из-за угла же убили Роланда — он погиб на поле боя, нападая и защищаясь, как подобает воину! Нет смерти более достойной — такую смерть, в окружении мертвых врагов, я бы и сам себе пожелал! Вспомните, каким мы нашли его — он лежал лицом к врагу!