Несложно поверить и в то, что обезьяны, чьи человекоподобные руки обладают способностью хватать, закидывают агрессора кокосовыми орехами и другими снарядами. Майор Денхэм (1821–1824), путешественник, вполне заслуживающий доверия, рассказывает о четвероруких обитателях страны Йеу, где он побывал, исследуя окрестности озера Чад: «Обезьяны, или, как их называют арабы, — «заколдованные люди» [10], были столь многочисленны, что я видел, как вечером на одном месте собиралось их до полутора сотен. Они, казалось, совершенно не собирались уступать место, а вместо этого взгромоздились все вместе на обрыве на высоте футов в двадцать, издавали ужасный шум и, как только мы приближались на определенное расстояние, начинали слегка, как бы в предупредительном порядке, кидаться в нас». Герр Голуб тоже «становился мишенью для стада африканских бабуинов, рассевшихся в ветвях деревьев»; а в другой раз наши «братья меньшие» даже обратили его вместе с его людьми в позорное бегство. «Так, — пишет полковник А. Лэйн Фокс, — наши «бедные родственники», даже выросшие в неволе, сохраняют привычку яростно трясти ветку, прыгая по ней всем своим весом, чтобы с нее оторвался плод и упал противнику на голову». В Египте, как свидетельствуют рисунки из гробниц, обезьяны (бабуины или собакоголовые) были обучены помогать при сборе фруктов и носить факелы. Их врожденная непоседливость не раз приводила к возникновению забавных сцен при выполнении последнего вида службы [11].
Сам я свидетелем таких обезьяньих бомбардировок не был. Но когда мой полк стоял в Бароде, Гуджарат, я видел, вместе с моими собратьями по офицерскому званию, как оружие применял слон. Это умное животное, именуемое туземцами Хатхи («рукастый» [12]), приковали к одному месту во время опасного жаркого сезона, и он в раздражении ходил туда-сюда.
Наверное, его обидело внезапное появление белых лиц, потому что он схватил хоботом тяжелый чурбан и запустил в нас с такой силой, что не оставалось сомнения в злобности его намерений.
По сведениям капитана Холла, который, однако, лишь повторяет услышанное от эскимосов [13] — единственных живых представителей палеолита в Европе, — о белых медведях часто рассказывают, что если они находят спящего у подножия скалы моржа, то сталкивают на него своими рукоподобными передними лапами камни и булыжники. Целится зверюга при этом в голову и в итоге вышибает своей ошеломленной добыче мозги. Может быть, конечно, эти случаи и принадлежат к тому же разряду, что и свидетельства о том, как страус бросает камни, приводимые многими натуралистами, в том числе и Плинием, в то время как на самом деле булыжники просто вылетают из-под ног птицы, когда та улепетывает от врага. То же самое касается и легенд о том, что дикобразы мечут иглы [14], отчего многие получали тяжелые травмы, а иногда и умирали. С другой стороны, эму, например, лягается, как дикий осел, и от его пинка человек может перелететь через шканцы.
Но хотя человек первым делом, только появившись на свет, вооружился, нам не следует вслед за циниками и гуманистами полагать, что с самого его недавнего появления на арене Творения, или, скорее, на подмостках жизни, начался постоянный процесс разрушения. Огромные млекопитающие третичного периода, предшествовавшие человеку, — гоплотерий, дейнотерий и другие «терии» — задолго до него превратили Землю в арену постоянного кровопролития, и скромный вклад человека мог разве что сделать эту жуткую картину еще чуть-чуть ужаснее. И даже в наши дни хищные рыбы, не имеющие совершенно никакого представления о бесчеловечном обращении людей друг с другом, демонстрируют не меньше свирепости, чем самые дикие и необузданные представители рода человеческого.
Первобытный человек — животное, возникшее после третичного периода, — самими условиями своего существования и среды был обречен на жизнь воина: он должен был постоянно нападать, чтобы добыть пищу и защищаться, чтобы сохранить жизнь. Улисс патетически заявляет:
Меж всевозможных существ, которые дышат и ходят Здесь, на нашей земле, человек наиболее жалок [15].То же ощущение встречается и в «Илиаде», а пессимист Плиний пишет: «Человек есть единственное животное, которое может плакать».
Путь восхождения этих несчастных, не имевших ни «ума», ни «души», представлял собою непрерывную военную кампанию против голодных зверей и таких же «родственников»-дикарей. Мир всегда был для них не более чем краткой передышкой. «Золотой век» поэтов — лишь сказка. Существование наших далеких предков представляло собой в полном смысле слова битву за жизнь. Развитие искусств и технологии направлял тогда, как и сейчас, Его Величество Желудок, а война была естественным состоянием человечества, от которого по большей части и зависел прогресс, продвижение от низшей к высшей стадии развития. Как современные дети, беспомощные и не умеющие говорить, Первобытные люди, как и все животные того периода, обладали только инстинктами, необходимыми для самосохранения в благоприятных условиях. Мысль, которую не развивают, творит немногое; мозг не порождает идей: он лишь комбинирует их и развивает все новое способом дедукции. То же самое происходит и в языке — ономатопея, имитация звуков природы, изначальная речь человечества, все еще продолжает существовать; а к ней уже мы добавляем наши более живописные и оживленные выражения. Но, несмотря на всю слабость человека, лучший учитель — необходимость — все время заставлял дикаря и варвара делать из опасного безопасное, создавать комфорт из его противоположности.