— Везет же некоторым, — не скрывая зависти, произнесла девица. — Мой старик всю плешь проест, если я себе чего-нибудь куплю.
— Мужчин надо уметь держать в узде и воспитывать как следует.
— Желаю удачи, — сказала девушка и, провожая взглядом отъезжающую машину, прошептала: — Боже, почему ты не даешь мне богатого мужа? Это же так здорово!..
Шарлотта Куинн допивала свой утренний кофе, стоя у окна кухни и глядя на дворики, расположенные позади магазинов, смотрящих фасадами на Стриклэндгейт. Она увидела, как подкатил автомобиль Лиддена. Дагги, насвистывая, вылез из машины, затем обратил взор наверх, приветственно помахал Шарлотте и крикнул:
— Прекрасное утро! Но морозец дает о себе знать.
Шарлотта ответила улыбкой, машинально кивнула Лиддену и отошла от окна. Этот ничтожный эпизод — мимолетная встреча с Дагги — подтолкнул ее к окончательному решению. Шарлотта презирала себя за то, что ответила на его приветствие. Тип, которому она только что улыбнулась, предал любимого ей человека, а она улыбается и кивает, как будто не видит в этом ничего предосудительного. Нет, как ни горько, Чарльз должен узнать всю правду.
Тем же утром, но уже гораздо позже Мальтрейверс критическим оком изучал на дисплее компьютера пять вариантов заключительной, под занавес, реплики.
Во всех своих романах и пьесах он придерживался испытанного принципа — не надо жалеть сил на то, чтобы сделать их начало и конец безупречными. Об остальном должны позаботиться персонажи, населяющие произведение. Наконец он принял решение, и четыре забракованных варианта исчезли с экрана. Нажав необходимые клавиши, Гас обеспечил закрепление в памяти машины понравившейся ему реплики. Двенадцатая попытка переписать последний акт наконец-то благополучно завершилась. Писательское дело, как он частенько объяснял своим друзьям, состоит главным образом в нагромождении друг на друга множества слов в надежде на то, что некоторая их часть все же пригодится. Если кто-то задавал вопрос о «вдохновении», Гас отвечал любопытствующему вопросом: как отнесется его начальство к тому, что, прежде чем приступить к своей работе, вопрошающий будет ждать «вдохновения».
Зазвенел телефон. Люсинда подняла трубку, поговорила несколько секунд и громко позвала:
— Гас, это Тэсс. Она звонит из автомата.
Мальтрейверс быстро подошел к аппарату и принял трубку из рук Люсинды.
— Привет! Как дела?
— Прекрасно, если, конечно, не обращать внимания на то, что милейший Эндрю опять опоздал с выходом во втором акте. Мне больше чем полминуты пришлось проторчать на сцене в полном одиночестве, пока эту скотину выволакивали из гримерной. Правда, затем в знак примирения он приподнес мне букет замечательных роз — наверное, очень дорогой. Однако я все равно его предупредила, что, если такое повторится, я запихну розы ему в задницу и заставлю извиняться перед публикой. Впрочем, все это чушь. Я посмотрела расписание поездов и сообразила, что смогу оказаться в месте, именуемом Оксенхольм, в воскресенье примерно в половине пятого пополудни. Мне сказали, что это ближайшая от вас станция.
— Да, я знаю, — ответил он. — Я подберу тебя там. Кстати, я только что закончил пьесу; ты верно угадала, как она поступит, узнав, что ребенок старается защитить своего учителя.
— Само собой. Каждая женщина на ее месте действовала бы таким образом. С нетерпением жду момента, когда смогу прочитать всю вещь. — Ее голос заглушили предупредительные гудки. — Проклятье! — донеслись до него ее слова. — У меня кончилась мелочь. Целуй Малькольма и Люсинду. До воскресенья. Все.
Мальтрейверс положил трубку и направился в кухню.
— Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться немного? В последние два дня мне явно не хватало свежего воздуха.
— С удовольствием, — ответила Люсинда, откладывая в сторону, ручку. — Свое послание Саймону я могу закончить позже. Давай поднимемся на Тридл.
Тридл был холмом, возвышающимся над окружающей местностью футов примерно на пятьсот. До него от Брук-коттеджа было около полумили. На вершину, украшенную старой триангуляционной вышкой и остатками каменной стены непонятного назначения, вела, извиваясь в густых зарослях колючего кустарника, неровная узкая тропа. На вершине мощные порывы ледяного ветра заставили восходителей поспешно нырнуть в неглубокую ложбинку.
— Теперь, надеюсь, тебе хватает свежего воздуха? — прокричала Люсинда.
Перед ними открывался прекрасный вид от долины Йоркшира на юго-востоке до пригородов Кендала на севере. Вдали, милях в двадцати, под неяркими лучами солнца стальной иглой поблескивала полоска воды — это был эстуарий Грэндж-Овер-Сэндза. У подножия холма по направлению к шоссе бежала дорога, за шоссе пролегали железнодорожные пути из Лондона в Шотландию; как раз в этот момент по одному из них проходил поезд. Домики Эттуотера были разбросаны еще дальше за железнодорожной линией. Если верить почтовому адресу, то Брук-коттедж принадлежал Эттуотеру, на самом деле их разделяло не меньше мили.
— Это церковь, где служит Алан Моррис? — Мальтрейверс показал в сторону тонкого серого шпиля на холме к югу от поселка.
— Да, — ответила Люсинда. — Рядом можно рассмотреть крышу викариата.
— Моррис давно в этих краях?
— Целую вечность. Во всяком случае, уже больше двадцати лет.
— Неужели? — удивился Мальтрейверс. — А я полагал, что епископат заставляет викариев регулярно менять приходы.
— В местах вроде нашего все изменения протекают весьма неспешно, — пояснила Люсинда. — Алан не хотел уезжать отсюда даже после того, как умерла его жена.
— Прекрасно понимаю Морриса, принимая во внимание тот факт, что доходы от здешних прихожан позволяют ему приобретать костюмы ценой в триста фунтов. Мой родственник, каноник в кафедральном соборе, не может позволить себе подобной роскоши.
— Приход приносит гроши, — сказала Люсинда, — однако Мэри (это его покойная жена) была единственной дочерью владельца фабрики готового платья в Кендале. Детей у них нет. Того, что дает ему церковь, едва ли хватит на карманные расходы.
Мальтрейверс еще раз взглянул на шпиль.
— Моррис произвел на меня впечатление весьма земного человека. Что думают прихожане о викариях, обладающих всеми земными благами? В наши дни все желают иметь дело с пастырями, воплощающими благородную бедность и несущими в себе обостренное чувство социальной ответственности.
— Только не в Эттуотере, — ответила Люсинда. — Здесь требуется милый, удобный представитель Бога, который может убедить паству в том, что каждый обязательно попадет на небеса, если будет делать регулярные взносы в Библейское общество, и который не досаждает причастиями. Здесь очень консервативный народ.
— А сама ты что думаешь по этому поводу? С волками жить… Выражение не очень подходящее, но ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Я не протестую, — ответила Люсинда. — Некоторые, правда, теряют терпение, но тем не менее стараются не раскачивать лодку. Ну а большинство получает от Алана как раз то, что желает.
— Что ж, наша церковь исповедует широту взглядов, — заметил Мальтрейверс. — Она принимает в свое лоно и более секуляризованных типов, нежели Алан Моррис.
Несколько минут они молча сидели на траве, потом Люсинда указала на дорогу внизу:
— А вот и машина Дагги Лиддена.
Мальтрейверс напряг зрение и увидел три автомобиля, казавшихся на таком расстоянии игрушечными.
— Как ты сумела определить отсюда? — поинтересовался он. — Неужели даже ты понимаешь в машинах больше меня?
— Гас, все разбираются в них лучше тебя. В наших местах Дагги единственный владелец спортивного «гольфа» с металлизированной окраской. Не сомневаюсь, что это он.
Мальтрейверс так и не сумел уловить никаких различий между тремя машинами внизу на дороге.
— А разве Лиддену не положено находиться сейчас в своей лавке? — спросил он.
— В Кендале сегодня большинство магазинов открыты лишь до полудня. Работают только самые большие. Пойдем домой, уже час дня — время ленча.
По пути вниз Мальтрейверс, прикрыв глаза от солнца ладонью как козырьком, еще раз посмотрел на дорогу, ведущую из города, и понял, что он только что видел крышу Карвелтон-холла. И как он ухитрился проделать этот путь в ту дьявольскую погоду в вечер прибытия?.. Ему вдруг показалось, что по направлению к Карвелтон-холлу в его поле зрения проскользнула машина. Правда, с такого расстояния он не мог определить, какая из трех.