В «Башеллз», где мы надеялись найти Брейтуейта, нас встретили сообщением о том, что он уже отбыл, чтобы успеть на ближайший поезд до Манчестера. Мы заключили, что остаток пути Брейтуейт намерен проделать не иначе как верхом.
— Если бы он проявил немного выдержки, то прибыл бы домой самое худшее в то же время, — заметил Холмс. — Когда разумный человек утрачивает здравый смысл, его действия становятся нелепыми. Мы последуем за ним во второй половине дня на поезде, который он столь необдуманно проигнорировал. Вы свободны для того, чтобы составить мне компанию?
— Мне надо лишь предупредить жену и упаковать вещи, — ответил я. — Недавно у меня появился младший партнер, и полагаю, что некоторый опыт самостоятельной деятельности пойдет ему только на пользу.
— Тогда до встречи на вокзале «Юстон». — Я повернулся, чтобы уйти, но Холмс остановил меня. — Не забудьте включить в багаж и ваш револьвер, — сказал он.
На вокзале мы купили стандартные пакеты с холодной ветчиной и цыпленком, чтобы подкрепиться во время семичасового путешествия на север, и заняли свободное купе. Холмс не был склонен обсуждать дело, ради которого мы отправились в путь; теоретизирование при отсутствии фактов — удел фантазеров, утверждал он. Я сделал попытку развлечь его, пересказывая различные сообщения из дневного выпуска «Сан», но моего друга заинтересовал лишь отчет о двойном убийстве в Хаммерсмите. Он был весь внимание, пока я читал детали, касающиеся трупов мужчины и женщины, на лбах которых была вырезана буква «X».
— Этот человек являлся мелким служащим судоходной компании, а женщина, с которой он состоял в связи, была агентом одной из стран Средиземноморья, — пояснил он. — Приход на прошлой неделе торгового судна из Неаполя решил их участь. Ничто не могло предотвратить их смерть.
Это замечание напомнило мне о вопросе, который я давно собирался задать Холмсу.
— Меня всегда интересовало, каким образом вы не оказались вовлеченным в печально известное дело об убийствах в Уайтчепеле в семьдесят восьмом году? — спросил я. — Тайна до сих пор не раскрыта, и я полагал, что правительство должно было бы обратиться к вашим услугам.
Он хитро глянул на меня:
— Конечно, оно обращалось ко мне, Ватсон. Но в то время я расследовал убийство, занимавшее меня гораздо больше.
Он замолчал, глядя на пробегающие за окном картины; я же с нетерпением ожидал продолжения.
— Несколько дней мне пришлось провести на месте преступления. Я так удачно загримировался, что даже мой брат Майкрофт не смог меня узнать, — сказал наконец Холмс очень угрюмым тоном. Лицо его, отражающееся в окне вагона, приобрело весьма мрачное выражение. — В конечном итоге я смог доказать, что мои выводы касательно убийства Марты Тернер и Джорджа Ярда Билдингза оказались верными в самых мельчайших деталях.
Он повернулся ко мне. Я был потрясен его печальным видом. Казалось, что беседа вызвала в его памяти старую встречу с каким-то ужасным злом.
— Мы согласились с вами, Ватсон, что некоторые случаи, такие, например, как история о кобре из Руннимеда или саркофаге Медичи, никогда не будут поведаны публике. Однако лучше кричать об этих делах со всех лондонских крыш, чем открыть подлинное имя Джека Потрошителя и рассказать об истинных мотивах его зверств.
Я не могу передать, насколько его слова меня потрясли. Дела, которые он упомянул, касались столь важных лиц и обстоятельств, что их обнародование имело бы бедственные последствия. Поэтому я до сих пор не могу до конца поверить словам Холмса о том, что серия убийств простых женщин на улицах Лондона может привести к еще более катастрофическому результату. Я не могу припомнить других случаев, когда мой друг говорил бы с такой мрачной серьезностью, как сейчас.
Из-за крутого подъема на холм главная линия обходила Кендал, и нам пришлось покинуть поезд на небольшой станции Оксенхольм, расположенной на некотором расстоянии от конечного пункта нашего путешествия. Был слишком поздний час для того, чтобы отправляться в Милдред-холл. Нам удалось нанять экипаж, который и доставил нас в гостиницу. Там Холмс поинтересовался у паренька, проводившего нас в комнаты, знает ли тот семейство Брейтуейтов.
— Да, сэр, — ответил молодой человек. — Каждый год я помогаю в поместье убирать урожай. Это просто ужас, что случилось с мисс Элеонор.
— Вы знаете об этом?
— Весь Кендал знает. На нее напала птица Огненной ведьмы. Кто-то сказал, что она умерла, но я думаю, что все это слухи. Я молюсь за нее.
Холмс поблагодарил его, но прежде чем окончательно отпустить юношу, сказал ему, чтобы нам подали завтрак рано утром.
— Здесь еще есть те, кто верит в Огненную ведьму, — заметил Холмс. — Несомненно, что любое странное событие, имевшее место в Милдред-холле за последние триста лет, приписывалось ей. Нападение гигантской птицы, о котором говорится в телеграмме, является прекрасной подпиткой для местного фольклора. Будем надеяться, что молитвы этого мальчика за мисс Брейтуейт будут услышаны.
На следующее утро мы наняли лошадей и отправились в указанном нам направлении. Менее чем через полчаса мы достигли Милдред-холла. Это было величественное, сложенное из местного камня здание, окруженное высокой стеной. Оно расположилось неподалеку от Эттуотера на дороге, ведущей из Кендала в Седберг. Дом стоял на границе широкой долины, за которой, примерно в двух милях к западу от него, высились горы. Современное здание Холла было сооружено (как я узнал позже) примерно тридцать лет тому назад в неоготическом стиле, с остроконечными арками оконных проемов и крутой островерхой крышей. Холмс передал дворецкому свою визитную карточку, и нас проводили в утреннюю приемную комнату, где тотчас появился и Седерик Брейтуейт.
— Мистер Холмс! Доктор Ватсон! Какое чудо привело вас сюда? — Его лицо казалось даже более изможденным, чем вчера.
— Чудо не большее, чем паровая машина. — С этими словами Холмс протянул телеграмму. — Поспешно уходя, вы оставили вот это. Как чувствует себя ваша сестра?
— Спит, слава Богу. Но то, что ей пришлось пережить, просто ужасно. Я не должен был оставлять ее. Этот дом заражен дьявольщиной.
— Я убежден в том, что все окажется делом рук человеческих, а не результатом козней сатаны, — заявил Холмс. — Однако вы вчера покинули нас, не завершив своего рассказа. Не могли бы вы теперь поведать о самых последних событиях?
Брейтуейт прекратил свое хождение у камина и уставился на язычки пламени горящих поленьев.
— Первое странное событие произошло шестнадцатого января, — начал он. — Я гулял вечером в лесу примерно в миле от Холла, вдруг ярдах в пятидесяти впереди меня появилась женщина. Она была стара, сгорблена и одета в лохмотья. Старуха подняла свою клюку и угрожающе махнула ею в мою сторону. Затем она заковыляла прочь. Я подбежал к тому месту, где она находилась, но ее след уже простыл, несмотря на то что женщина была слишком старой и не могла двигаться с такой же скоростью, как и я.
Я совершенно выбросил этот случай из головы, но примерно месяц спустя вновь вечером я оказался на опушке того же леса. Принц, это мой пес, неожиданно бросился вперед. На некотором расстоянии от меня он замер и принялся рыть лапой землю; и в этот момент… — Брейтуейт оторвал взгляд от пламени, на его лице был написан ужас, — и в этот момент огромная птица, ранее мне не доводилось видеть такого чудовища, слетела с дерева. Было слышно, как завизжал Принц, когда это создание опустилось ему на спину. Я подбежал к собаке и принялся колотить птицу тростью. Но она не улетала, больше того, взмахом гигантского крыла я был сбит на землю. Пока я лежал, чудовище вновь атаковало Принца, а затем поднялось в небо, неся что-то в своих когтях. С трудом поднявшись на ноги, я подошел к Принцу. Несчастное животное было буквально разорвано на куски. Когда я склонился над телом собаки, до моих ушей донесся отвратительный хохот. Повернув голову, я увидел ту же старуху. Она стояла у кромки леса, подняв над головой пылающий факел. Я бросился к ней, но старуха исчезла.
— Вас не затруднит дать нам описание птицы? — спросил Холмс.