Команда быстрого реагирования покинула лабораторию, и Лорен несколько секунд разглядывала запечатанный контейнер. Поразительно, какую панику в наши дни может вызвать пакет порошка! Его доставили всего полчаса назад, а охранник и администратор музея уже помещены в изолятор и им оказывается психологическая помощь. Причем оказалось, что в большей степени в ней нуждается именно администратор.
Она покачала головой.
– Ну и что вы думаете? – раздался голос у нее за спиной. – Террористический коктейль?
Уилденстайн не обратила на слова никакого внимания. Ричи превосходно выполнял свою работу, даже несмотря на то что в эмоциональном развитии остановился где-то между третьим и четвертым классами школы.
– Давайте попробуем рентген.
– Уже.
Из возникшего на мониторе изображения можно было заключить лишь, что в свертке находилась аморфная субстанция; он не содержал писем или каких-либо других предметов.
– Детонатора не видно, – сказал Ричи. – Черт!
– Я собираюсь вскрыть контейнер. – С этими словами Уилденстайн сорвала печати и осторожно вынула сверток из пластиковой коробки. От ее внимания не ускользнули ни неровный детский почерк, которым была сделана надпись на пакете, ни витки грубо обвязанной вокруг него бечевки, ни отсутствие обратного адреса. Все это словно специально было рассчитано на то, чтобы вызвать подозрение. Содержащаяся в посылке субстанция не была похожа ни на одно из исследованных ею веществ, применяемых террористами. Не снимая толстых перчаток, Уилденстайн с трудом перерезала бечевку и развернула сверток.
– Нам прислали мешок с песком, – фыркнул Ричи.
– Мы должны обращаться с этим веществом как с представляющим опасность, пока не докажем обратное, – возразила Уилденстайн, хотя в душе была с ним согласна. Но, в конце концов, всегда лучше перестраховаться.
– Каков вес?
– Один килограмм двести граммов. Показатели биологической опасности и опасности взрыва на нуле.
С помощью специальной ложечки Уилденстайн взяла несколько десятков крупинок вещества, разложила их в полдюжины пробирок, которые запечатала и установила на специальных подставках, а одну из них передала Ричи. Не дожидаясь указаний, тот приступил к выполнению привычной процедуры исследования.
– Приятно работать с такой уймой песка, – проговорил он, ухмыляясь. – Можно его жечь, печь, растворять, и все равно этого дерьма останется еще достаточно, чтобы построить замок.
Уилденстайн терпеливо дожидалась, пока он закончит.
– Все результаты отрицательные, – наконец доложил Ричи. – Матерь Божья, что же это такое?
Уилденстайн взяла с полки вторую партию образцов.
– Теперь нагрей их в чистом кислороде и закачай газ в газовый анализатор.
– Обязательно. – Ричи взял следующую пробирку, воткнул в нее трубку, которую подсоединил к газовому анализатору, и медленно нагрел на горелке Бансена. К удивлению Уилденстайн, образец вещества тут же воспламенился и через несколько секунд полностью сгорел, не оставив ни пепла, ни каких-либо других частиц.
– Гори, милый, гори!
– Что у тебя получилось, Ричи?
Ассистент внимательно изучил показания прибора.
– Чистая двуокись углерода, одноокись и следы испарения воды.
– Должно быть, вещество представляет собой чистый углерод.
– Помилуйте, босс! С каких это пор углерод стал иметь форму коричневого порошка?
Уилденстайн внимательно посмотрела на крупинки, лежащие на дне одной из пробирок.
– Пожалуй, надо взглянуть на них в стереомикроскоп.
Вытряхнув несколько песчинок на предметное стекло, она поместила его на предметный столик, включила свет и посмотрела в окуляры.
– Что там видно? – нетерпеливо спросил Ричи.
Уилденстайн, не отвечая, продолжала смотреть в микроскоп, пораженная открывшимся перед ней зрелищем. При многократном увеличении отдельные крупинки вовсе не были коричневыми – они оказались крошечными частицами стекловидного вещества, окрашенными в множество цветов – синий, красный, желтый, зеленый, коричневый, черный, пурпурный, розовый… Не поднимая головы от микроскопа, Уилденстайн взяла металлическую ложечку, придавила ею несколько песчинок и слегка нажала. Послышался едва уловимый скрежет – это крупинки царапнули стекло.
– Что вы делаете? – вновь спросил Ричи.
Уилденстайн поднялась из-за микроскопа.
– У нас здесь где-нибудь есть рефрактометр?
– Да, завалялась какая-то рухлядь, оставшаяся еще со Средних веков. – Ричи порылся в шкафу и вытащил из него пыльный прибор в пожелтевшем от времени пластиковом чехле. Установив его на столе, включил штепсель в розетку. – Умеете обращаться с этой штуковиной?
– Как-нибудь справлюсь. – Взяв крупицу вещества, Уилденстайн опустила ее в каплю минерального масла, после чего установила предметное стекло в камеру считывания рефрактометра. После нескольких неудачных попыток она наконец разобралась, как пользоваться прибором. Когда Лорен наконец подняла голову, на лице ее сияла торжествующая улыбка.
– Все в точности так, как я и думала: показатель рефракции две целых четыре десятых.
– И что же из этого?
– Теперь все ясно.
– Что ясно, босс?
Уилденстайн бросила на него быстрый взгляд.
– Ричи, какой минерал состоит из чистого углерода, имеет показатель рефракции больше двух и настолько твердый, что может разрезать стекло?
– Алмаз?
– Браво!
– Вы хотите сказать, что в этом мешке алмазный песок?
– Именно так.
Ричи снял шлем и вытер лоб.
– С таким я еще никогда не сталкивался. – Отвернувшись, он потянулся за телефонной трубкой. – Пожалуй, позвоню в больницу, скажу им, чтобы сняли карантин. А то, говорят, администратор музея наделал в штаны.
Глава 3
Спускаясь на лифте в подземные помещения Нью-Йоркского музея естественной истории, его директор Уотсон Коллопи ощущал неприятное покалывание в затылке. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как он был здесь в последний раз. Интересно, подумал Коллопи, почему этот сукин сын Уилфред Шерман, хранитель отдела минералогии, так настаивал на его визите в лабораторию, вместо того чтобы самому подняться в офис директора, расположенный на пятом этаже?
Коллопи быстро шел по посыпанному песком коридору, и его ботинки, касаясь пола, издавали резкий скрежещущий звук. Наконец он свернул за угол и оказался перед дверью, которая вела в лабораторию отдела минералогии. Коллопи повернул ручку – заперто – и ощутил новый острый приступ раздражения.
Шерман почти тут же открыл дверь и так же быстро запер ее за директором музея. Волосы его были взъерошены, на лбу выступили капли пота – сейчас он больше всего напоминал человека, пережившего катастрофу. «Поделом же тебе», – подумал Коллопи, быстро окинув взглядом помещение лаборатории и задержавшись на злополучной посылке, завернутой в мятую, покрытую пятнами бумагу. Помещенная в прозрачную пластиковую сумку, застегнутую на две молнии, она стояла на столе возле стереомикроскопа, а рядом с ней лежало несколько белых конвертов.