Наронда: Какое-то время, как до возвращения Учителя из Бетара, так и после него, было замечено, что Мекайон чем-то сильно встревожен. Большую часть времени он держался в стороне, говорил мало, ел мало и вообще редко покидал свою келью. Свою тайну он не захотел доверить даже мне. Нас удивляло, что Учитель ничего не говорил и ничего не предпринимал по этому поводу, чтобы облегчить страдания Мекайона, которого он очень любил.
Однажды, когда Мекайон со всеми остальными грелся у жаровни, Учитель начал говорить о Великой Ностальгии.
МИРДАД: Одному человеку однажды приснился сон. Вот что ему привиделось:
Он увидел себя на зеленом берегу широкой и глубокой реки. Она текла совершенно бесшумно. Берег оживляли своим присутствием многие мужчины, женщины и дети всяких возрастов. Среди них были представители многих народов. У всех были обручи разного размера и цвета, которые они катали вверх и вниз по берегу. Все были облачены в яркие, праздничные наряды, радовались и веселились, их гомон заполнял воздух. Толпа текла туда и сюда, взад и вперед, подобно морю.
Один лишь он не был одет по-праздничному, ибо не чувствовал никакого праздника. И у него одного не было обруча, чтобы катать его. И едва только он напрягал свой слух, как убеждался, что не может уловить в этой многоязычной толпе ни одного слова, произнесенного на каком-нибудь понятном диалекте. Едва только он начинал вглядываться, как убеждался, что не может заметить ни одного знакомого человека. Более того, люди, проходя мимо него, бросали в его сторону многозначительные взгляды, как бы говоря, “Что это еще за комическая фигура?”. Тогда он понял, что праздник совсем к нему не относится, что он совершенно чужой здесь. Он почувствовал от этого в сердце острейшую боль.
Вдруг он услышал громкий рев, раздавшийся со стороны верхнего конца берега. Он увидел, как все толпы пали на колени, прикрыли глаза руками и уткнулись головами в землю. Оказалось, что они упали, образовав два ряда, между которым оставалось пустое пространство. Этот узкий, прямой проход тянулся вдоль всего берега. Он один продолжал стоять как раз посреди прохода, не зная, что предпринять и в какую сторону повернуться.
Взглянув туда, откуда раздавался рев, он увидел огромнейшего быка, изрыгающего из пасти языки пламени, и клубы дыма из ноздрей. Бык несся по проходу с молниеносной скоростью. Человек в ужасе смотрел на чудовищного зверя, стремясь куда-нибудь броситься, направо или налево, но никак не мог этого сделать. Ему казалось, что его буквально пригвоздило к земле, и он обречен.
Но, как только бык приблизился настолько, что человек ощутил на себе обжигающее пламя и удушающий дым, что-то подняло его прямо в воздух. Бык остановился внизу, изрыгая вверх еще больше пламени и дыма, но человек поднимался все выше и выше, и хотя продолжал чувствовать жар и удушье, он уже верил, что бык не сможет причинить ему никакого вреда. И он направился через реку.
Взглянув вниз, на зеленый берег, он увидел, что толпа по-прежнему остается коленопреклоненной, а бык начал метать в него уже стрелы, вместо огня и дыма. Он даже мог слышать, как свистят стрелы, проносясь мимо. Некоторые задевали его одежду, но ни одна не повредила его плоти. Наконец, и бык, и толпа, и весь берег скрылись из виду. А человек все летел.
Он пролетал над иссохшими, выжженными солнцем землями, на которых не было видно никаких следов жизни. Наконец, он приземлился на ноги на какой-то высокой, суровой горе, лишенной признаков какой бы то ни было растительности. На ней не было даже ящериц и муравьев. И он почувствовал, что путь его лежит только вверх, на гору.
Но сколько он ни вглядывался, не мог обнаружить подходящей дороги. Одна только едва намеченная тропка, доступная одним лишь козам. По ней он и решил идти.
С огромным трудом он преодолел несколько сотен футов, когда заметил слева от себя, не очень далеко, широкую и гладкую дорогу. Но как только он остановился и решил сойти с тропы, дорога превратилась в человеческий поток. Он был раздвоен. Одна половина с трудом, осмотрительно, поднималась в гору, тогда как другая опрометчиво срывалась и падала вниз. Мужчины и женщины в невообразимом количестве боролись между собой, вцеплялись друг в друга и скатывались вниз. При этом они издавали такие отчаянные вопли и крики, что сердце стыло от ужаса.
Человек какое-то время наблюдал все происходящее, и пришел к выводу, что где-то на горе, по всей вероятности, находится огромный сумасшедший дом, а те люди, что скатываются вниз, это пациенты, сбежавшие из него. И он продолжил свой подъем по извилистой тропке, то падая, то поднимаясь, но неуклонно стремясь все выше и выше.
На некоторой высоте человеческий поток иссяк. Дорога обезлюдела. И вновь человек остался совершенно один в суровых горах, не было никого, кто указал бы направление, ничей голос не мог больше поддержать его решимости, подкрепить быстро угасавшие силы. С ним оставалась только упрямая вера, что его путь лежит вверх, на вершину горы.
Все чаще и чаще он оставлял на камнях следы своей крови. После одного долгого, выматывающего душу подъема, он вдруг наткнулся на участок мягкой земли, лишенной камней. С неописуемым восторгом он разглядывал пучки нежной травки, что росли там и тут. Трава была такой нежной, почва такой мягкой, воздух так ароматен, все так убаюкивало, что он рухнул, как подкошенный, лишившись последних сил. Понемногу расслабившись, он заснул.
Проснулся он оттого, что чья-то рука трясла его, а голос говорил: ”Вставай, вставай! Вершина уже видна. Там тебя дожидается Весна!”
Рука и голос принадлежали прекраснейшей деве, райскому созданию. Одета она была в тунику, сияющую белизной. Она мягко дотронулась до руки человека, и тот вскочил бодрый и освеженный. И человек увидел вершину, он ощутил аромат Весны. Но как только он сделал один единственный шаг на пути к цели, то сразу проснулся.
Мекайон, что бы ты сделал на месте этого человека, проснувшись после такого сна и обнаружив, что лежишь на обычной постели, вокруг тебя четыре обычные стены, но перед взором твоим продолжает светиться облик той девы, а в сердце благоухает свежий весенний аромат?