— Но у этой милашки есть обручальное кольцо, не правда ль? — сказала толстая женщина.
И все вместе крикнули:
— Правда? обручальное кольцо?
Тогда, одна за другой, они стали целовать ее, осыпать ее ласками, заставили ее пить, так что, наконец, вызвали улыбку у дамы, которая шила в нише.
В то время, пока они целовали Жани, за дверями наигрывала скрипка, и Жани уснула под ее звуки. Две женщины тихонько понесли ее по узенькой лестнице в маленькую комнатку и положили в кровать.
Потом все вместе сказали:
— Надо ей дать что-нибудь. Но что?
Попугай проснулся и что-то затараторил.
— Я вам скажу, — сказала толстуха.
И она стала долго толковать им что-то шепотом. Одна из женщин утерла глаза.
— Правда, — сказала она, — у нас этого не было, это принесет нам счастье.
— Не правда ли? Она за нас четырех, — сказала другая.
— Пойдем попросим у мадам позволения, — сказала толстуха.
И назавтра, когда Жани ушла, у нее было на каждом пальце левой руки обручальное кольцо. Ее возлюбленный был далеко, далеко; но она постучится в его сердце, чтоб туда снова войти, пятью своими золотыми кольцами.
Обреченная
Лишь только Ильзе достаточно подросла, у нее стало привычкой каждое утро подходить к своему зеркалу и говорить: «Здравствуй, моя Ильзочка». Потом она целовала холодное стекло и надувала губки. Образ в зеркале, казалось, медленно подходил. В действительности, он был очень далеко. Та, другая Ильзе, бледнее, что появлялась из глубины зеркала, была узницей с ледяными устами. Ильзе жалела ее, потому что она казалась печальной и жестокой. Ее утренняя улыбка была бледным рассветом, еще омраченным жуткими ночными тенями.
Но все же Ильзе ее любила и говорила ей: «Никто не здоровается с тобой, бедная Ильзочка. Ну, поцелуй же меня. Мы пойдем сегодня гулять, Ильзе. Мой милый придет к нам навстречу. Идем же». Ильзе отворачивалась, а другая Ильзе меланхолически уходила и исчезала в светлой тени.
Ильзе показывала ей своих кукол и свои платьица. «Играй со мной. Одевайся со мной». Другая Ильзе завистливо поднимала перед ней кукол, которые были белее, и полинявшие платья. Она ничего не говорила и только шевелила губами в одно время с Ильзе.
Иногда Ильзе сердилась, как ребенок, на немую даму, которая сердилась в свою очередь. «Злая, злая Ильзе! — кричала она. — Ты мне ответишь, ты поцелуешь меня!» Она ударяла рукою зеркало. Странная рука, не прикрепленная ни к какому телу, появлялась против ее руки. Никогда Ильзе не могла коснуться другой Ильзе.
За ночь она ей прощала, и радуясь, что снова ее видит, выскакивала из кровати и бросалась целовать ее, шепча: «Здравствуй, моя Ильзочка».
Когда у Ильзе появился настоящий жених, она повела его к зеркалу и сказала другой Ильзе: «Посмотри на моего милого, но не смотри слишком долго. Он мой, но я хочу тебе его показать. Когда мы поженимся, я позволю ему каждое утро целовать тебя со мною». Жених засмеялся. Ильзе в зеркале тоже улыбнулась. «Правда, какой он красивый и как я его люблю?» — спросила Ильзе. «Да, да», — кивнула другая Ильзе. «Если ты слишком много будешь смотреть на него, я тебя больше никогда не поцелую, — сказала Ильзе. — Я так же ревнива, как и ты. Помни. До свиданья, моя Ильзочка».
По мере того, как Ильзе узнавала любовь, Ильзе в зеркале становилась все печальней, печальней. Ее подруга уж не приходила целовать ее по утрам. Она совсем забыла о ней. Теперь перед Ильзе, едва она просыпалась от ночного сна, вставал милый образ ее жениха. Днем Ильзе не видела дамы из зеркала, зато ее жених смотрел на нее.
«О! — говорила Ильзе, — ты больше не думаешь обо мне, гадкий. Ты смотришь на другую. Она узница; она не придет к тебе никогда. Она ревнует тебя; но я ревную больше. Не смотри на нее, милый; смотри на меня. Злая Ильзе из зеркала, я запрещаю тебе отвечать моему жениху. Ты не можешь прийти; ты не сможешь прийти никогда. Не бери его у меня, злая Ильзе. Когда мы поженимся, я позволю ему целовать тебя со мною. Смейся, Ильзе. Ты будешь вместе с нами».
Ильзе стала ревновать к другой Ильзе. Если день проходил и жениха ее не было, Ильзе кричала: «Ты гонишь его своим гадким лицом. Злюка, иди прочь, оставь нас».
И Ильзе закрыла зеркало белым тонким полотном. Она приподняла один из углов покрывала, раньше чем вбить последний гвоздик… «Прощай, Ильзе», — сказала она.