Сегодня высотка – такое же укоренившееся московское слово, как Солянка или Лубянка. К последней, в контексте советской эпохи, оно, конечно, ближе. Безусловно, нельзя сказать, что высотные здания появились в Москве исключительно вследствие Октябрьской революции – в мире есть небоскребы и повыше нашенских, главным условием их появления было изобретение лифта. Тем не менее своим существованием московские высотки обязаны советской власти, а точнее – идее ее прославления, выраженной в архитектурной форме. Не будем вас морочить – короче говоря, «спасибо» следует сказать Дворцу Советов.
Подробно о Дворце Советов мы здесь говорить не будем, для него есть своя буква. Скажем важное для темы нашего разговора: здание должно было служить высоченным – 415 метров – пьедесталом для статуи Ленина, высотою восемьдесят метров. Таким образом, в самом центре города возникала почти пятисотметровая орясина, непокорной главой вознесенная куда выше Ивана Великого, который как раз в одну только статую Ленина высотой. Чего будет один кол в небо торчать, подумали архитекторы… Ох нет, они подумали, разумеется, гораздо более правильными словами на своем архитектурном языке: что-то там про вертикали, поддерживающие связь Дворца Советов с окружающей застройкой. Но смысл, уверяем, мы передали правильно.
Одним из первых это понял Дмитрий Николаевич Чечулин, который еще до войны выиграл конкурс на строительство дома на Котельнической набережной именно потому, что догадался сделать его центральную часть 24-этажной. Единственную из всех, эту высотку и строить начали до войны. А после войны на подъеме чувств и экономики приняли решение о строительстве еще семи высотных зданий. Мы не путаемся в арифметике – просто одно в районе Зарядья возводить не стали, на его месте потом построили ныне почившую гостиницу «Россия». Пишут даже, что высотки и заложили прямо в день празднования 800-летия Москвы в 1947 году.
Все семь высоток – разные. У каждой свои архитекторы, свой проект, даже высота разная – от 17 этажей гостиницы «Ленинградская» до 235 метров главного здания МГУ. Каждая увенчана шпилем, как утверждает молва, из-за случайно оброненного и неправильно понятого сталинского замечания. Проезжал, говорят, Сталин мимо стройки на Смоленской площади и пробурчал в усы что-то вроде: «Пиль». Срочно увенчали все постройки шпилями. Потом, рассказывают, лучший друг советских архитекторов все удивлялся, что за дурак велел шпили поставить. Неправдоподобная, но, что и говорить, характерная история: не зря именно высотки вызвали к жизни бурное словотворчество. Как только ни определяли их стиль: ампир во время чумы, архитектура эпохи баракко и даже репрессанс. Справедливости ради отметим: все это относилось к времени, а не к зодчеству. Что же до архитектуры… Высотки, конечно, не Пашков дом, но по сравнению со «вставными челюстями» Нового Арбата или «башенным стилем» новорусской эпохи – очень даже ничего.
Г
Малый Гнездниковский переулок
Музыкальное училище им. Гнесиных
Сестры Гнесины
Геликон-опера на Большой Никитской
Церковь Вознесения Господня на Гороховом поле
Голицынская больница
Госпиталь им. Н.Н. Бурденко
Герб Москвы
Мы – Рюриковичи?
Москва – Третий Рим. Точно так же общеизвестно, что русское дворянство мерило свою древность и знатность по происхождению от легендарного (то ли был, то ли не было его) Рюрика – варяга, приглашенного владеть землей обширной и богатой. Как прибыл на Русь Рюрик – доподлинно (нам, по крайней мере) неизвестно: может, на лодке-дракаре, может, конным. Но не пешком – это уж точно. Так что в любом случае «ездец» (как тогда говорили) был Рюрик. Вот и стал «ездец» (в данном случае – всадник) фамильным гербом Рюриковичей. Позже попало в руки к всаднику копье, а затем и змеюка-дракон под копыта коня угодила. Так рюриковский «ездец» превратился в Георгия Победоносца. А еще до этого, в XIV веке, герб со всадником закрепился за Москвой. Вот и получается, что все москвичи, благодаря стараниям мэрии, восстановившей древний герб, – Рюриковичи. Солидно.