Винчестера, через Лондонский мост и через весь город в тюрьму Ньюгейт. По пути их
следования некоторые люди шерифа пошли вперед и потушили свечи на улице торговцев, которые обычно на всю ночь зажигали свечи, так как шериф боялся, что может быть
предпринята попытка освободить Хупера. Или, возможно, они чувствовали осуждение
своей нечистой совести, поэтому темнота для них была очень удобна, чтобы совершать
свои вероломные поступки.
Несмотря ни на что, многие люди услышали о приближении Хупера, поэтому
выбежали из своих домов со свечами в руках и приветствовали его, прославляя и
благодаря Бога за то, что Хупер неуклонно держался доктрин, которым он учил их, желая, чтобы Бог укрепил его до конца. Проходя мимо них, Хупер просил их, чтобы они
возносили Богу искренние молитвы за него, и так он приблизился к торговой площади в
Чипсайде и был доставлен к надзирателю Ньюгейтской тюрьмы, где оставался в течение
шести дней. В это время никому не позволялось посетить его или поговорить с ним, за
исключением охранников и тех, кому дали разрешение.
Несколько раз Боннер, епископ Лондонский, и другие посещали Хупера и пытались
убедить его отречься и стать членом их антихристианской церкви. Для этой цели они
использовали всевозможные методы: извращения Писания, древние произведения с
ложными утверждениями, подтверждающими их обычные пути, лживую порядочность и
дружбу, множество предложений богатств этого мира, имущество, пытки, но ничто из
сказанного или сделанного не могло поколебать Хупера, твердо держащегося веры во
Христа и истины Божьего Слова.
Они увидели, что не могут изменить его убеждений, и распространили лживые слухи
о том, что он отрекся, пытаясь таким образом дискредитировать самого Хупера и его
доктрины о Христе, которым он учил. Но лживым слухам поверили только отдельные
неутвержденные люди. Вскоре об этом услышал господин Хупер. Он опечалился, что
некоторые люди поверят ложным слухам о нем, и написал публичное обращение: “Ходит слух (о нем меня проинформировали), что я, Джон Хупер, узник за Христа, теперь, после приговора к смерти (заключенный в тюрьме Нъюгейт, ожидающий со дня
на день своей казни), клятвенно отрекся от всего, что я проповедовал.
Слухи произошли после того, как епископ Лондона и его священники посетили меня
здесь. Я говорил с ними, когда они пришли, ибо я не боюсь их аргументов.
Меня не страшит даже смерть. И я еще больше утвержден в истине, которую я
проповедую до сегодня, после их прихода.
Я оставил все вещи этого мира и переношу великую боль и заключение, ноя
благодарю Бога за то, что я готов пострадать до смерти, как и любой другой
смертный. Я учил истине своими устами и своими письменными трудами, а вскоре я
подтвержу эту же самую истину по благодати Божией моей кровью”.
В понедельник 4 февраля 1555 года надзиратель сказал Хуперу, чтобы тот
приготовился, так как его собираются отослать в Глостер, где он примет смертную казнь.
Услышав это, Хупер, который ранее был епископом Глостера, несказанно обрадовался, он
поднял свои глаза и руки к небу и прославил Бога, Который посылал его назад к народу, над которым он был пастором, чтобы он смог там своей смертью подтвердить истину, которой он учил их. Он не сомневался, что Бог даст ему силы умереть для Его славы. Он
немедленно послал принести ему из дома его слуги обувь, шпоры, плащ, чтобы быть
готовым ехать, когда его позовут.
В четыре часа на следующее утро надзиратель с другими людьми вошел в его камеру, пытаясь найти, не написал ли Хупер какое-то послание. Затем лондонские шерифы и
другие офицеры вывели его из тюрьмы Ньюгейт и провели к назначенному месту
недалеко от церкви Св. Дунстана на улице Флит, где их ждали шесть королевских
гвардейцев, чтобы провести его в Глостер. Там они передали его в руки шерифа, который
вместе с лордом Чандосом, господином Виксом и другими участниками процесса были
ответственны за проведение казни.
В Лондоне королевские гвардейцы повели его в Энжел, где он прервал свой пост, пообедав с ними, съев при этом гораздо большее количество пищи, чем обычно. После
перерыва он бодро вскочил на своего коня без чьей-либо помощи, несмотря на то, что
голова была покрыта колпаком под шляпой, чтобы его никто не смог узнать. Хупер со
своей охраной радостно ехал в Глостер, и когда нужно было сделать остановку, чтобы
перекусить, отдохнуть или переночевать, они спрашивали у него, где он обычно ел или
отдыхал или проводил ночь на всем маршруте от Лондона до Глостера, и где он говорил, там и останавливались.
В четверг они прибыли в юрод ею епархии под названием Киренстер, в пятнадцати
милях oi Diocieра; было около одиннадцати часов утра, и они остановились перекусить.
Хозяйка дома всегда ненавидела истину и говорила много злого о господине Хупере. Но
теперь, зная, зачем его везут в Глостер, показала ему все дружелюбие, на которое была
способна, в слезах исповедуя, что она всегда говорила, что если его поведут на пытки, то
он отречется от своих доктрин.
После завтрака они поехали далее в Глостер и прибыли туда в пять часов дня. На
расстоянии мили от города толпа народа собралась, чтобы увидеть Хупера, плача и рыдая
о нем. Их было так много, что один из гвардейцев поехал в город за помощью от мэра и
шерифа, потому что они боялись, что народ нападет на них и освободит Хупера. Офицеры
со своими служителями въехали в город и приказали людям разойтись по домам, хотя не
было предпринято даже малейшей попытки освободить Хупера.
Хупера на ночь поместили в доме MHI рама в Глостере, и этой ночью он, как обычно, спокойно поел и немного поспал, издавая громкий храп. Затем поднялся и молился до
утра. Затем попросил, чтобы ему позволили провести время в маленькой комнате, где он
мог бы помолиться и поговорить с Богом. И весь тот день, за исключением времени, когда
он ел или говорил с людьми, которым гвардейцы позволили говорить с ним, провел в
молитве.
Один из посетителей, сэр Энтони Кингстон, рыцарь, который когда-то был его
другом, а теперь получил приказ от королевы быть одним из участников казни, залился
слезами, когда вошел в комнату Хупера и увидел его молящимся. Вначале Хупер не узнал
его, и Кингстон сказал: “Почему, мой господин, ты не узнаешь меня, своего старого друга, Энтони Кингстона?”
Хупер ответил: “Да, господин Кингстон, я хорошо тебя знаю, рад видеть тебя в
здравии и благодарю Бога за это”.
Кингстон сказал: “Мне очень тяжело видеть тебя сейчас, потому что я знаю, что ты
прибыл сюда на смерть. Увы, жизнь сладкая, а смерть горькая. Следовательно, ты можешь
обрести и жизнь и желание жить, ибо жизнь после всего этого будет еще добрее”.
На это Хупер ответил: “Это правда, господин Кингстон, я приехал сюда, чтобы
закончить свою жизнь, пострадать здесь до смерти, потому что я не отрекусь от истины, которую я проповедовал здесь в вашей епархии и в других местах. Я благодарю тебя за
дружеский совет, хотя он и не настолько дружественный, как я желал бы. Это правда, господин Кингстон, что смерть горькая, а жизнь сладкая. Увы, когда приближается час
смерти, то она становится еще более горькой, а жизнь кажется еще слаще. Имея желание и
любовь к жизни и чувствуя ужас и страх по отношению к смерти, я не взираю на смерть и
не ценю жизнь. Благодаря силе Божьего Святого Духа я принял решение лучше пройти
терпеливо через пытки и огонь, которые предназначены для меня, чем отречься от истины
Его Слова. А также я желаю, чтобы ты и другие предали меня милости Божией в своих
молитвах обо мне”.
Кингстон сказал: “Хорошо, мой господин, я вижу, что ничто не может поколебать