Когда она остановилась, выдохнули не все и не сразу.
– Потрясающе. – сказал Ирод. Ему пришлось скрестить ноги, чтобы не выдать своё волнение. – Потрясающе.
– И?… – подсказала Иродиада.
– Знаешь что, дочка, – сказал Ирод, – проси чего хочешь.
– Чего я хочу? – сказала Саломея невинным чистым голосом.
– Всего, чего хочешь! – воскликнул Ирод. – Что придёт в твою головку.
– Хм, посмотрим. – Саломея вытащила из-за пояса небольшую, сложенную вчетверо бумажку, развернула её. – Ах, да.
Она повязала на лоб тёмно-зеленую ленту.
– Итак, – она чуть-чуть откашлялась и уставилась на бумажку. – Армия Освобождения Палестины требует у тебя, о Ирод…
– Армия чего?! – воскликнул Ирод.
– Освобождения Палестины, о Ирод. – сказала Саломея.
– От чего?! – воскликнул Ирод.
– Что значит «от чего»? Просто освобождения. Ото всего! Свобода не бывает от чего-то. Свобода просто бывает. – объяснила Саломея. – Итак, мы требуем, чтобы ты выпустил из застенков всех политических заключённых. Мы требуем также вывода римских войск с территории Иудеи, организации контроля за состоянием окружающей среды…
– Контроля за чем?!
– Папа, – сказала Саломея, ставя ударение на последней букве, – вы Иордан когда-нибудь видели? Он же чёрный от дерьма этих так называемых «миротворцев». Итак, дальше…
Иродиада поднялась и, взмахнув рукой, грохнулась в обморок.
LXVIII
– Осторожней! – воскликнул Господь, отдёргиваясь. – Не мышь, чай, лечишь.
– Не шевелись, – сказал Натаниэль спокойно. – Поболит и перестанет.
Он аккуратно приложил марлю, смоченную спиртом, к рассеченному виску Господа.
– Ну рассказывай, – сказал он, с треском раздирая бинт, – и как Нас угораздило?
– Ну как, – сказал Господь хмуро, – там темно. Я упал. Ударился.
– Ну да, – согласно покивал Натаниэль, – и Сам Себе щёку ногтями расцарапал. Беспокойное местечко-то, Осия. Ландшафт суровый, бьёт сильно…
Господь раздраженно закатил глаза.
– Ну хорошо, это был Иаков. Я в темноте нарвался на Иакова. Блин, тяжёлый такой…
Сатана поднял брови.
– Ты бы его сейчас видел! – воскликнул Господь. Чело его посветлело. – Я его так уделал! Его мама теперь родная не узнает.
– Да-да, – сказал Натаниэль, – придёт к нему его старенькая, почтенная матушка и скажет – «А где же мой Иаков?». А там уже нет никакого Иакова. «Нету тут больше твоего сына Иакова, дорогая», скажут ей люди, «только некий Израиль». Где ты имя-то такое взял – Израиль.
– Ну не мог же Я его просто так отпустить. – сказал Господь. – Пришлось придумывать на ходу. Мужик-то суровый, заметный. Отец народов. Лучший друг овцеводов…
– Переименовывать-то зачем? – спросил Сатана. – Ну придумал бы ему прозвище. Скажем, Иаков «Стукнутый». Или Иаков «Толстый». Имя-то зачем менять?
Господь пожал плечами.
– Он Меня три раза головой о камень ударил! – сказал Он, осторожно трогая повязку.
LXIX
Иаков вышел и плотно затворил за собой двери загона.
Наступила тёплая, тёмная и пахнущая навозом тишина.
– Мее. – сказала одна овца после некоторой паузы.
– Я с тобой совершенно согласен, – сказал негромкий голос.
С хлопком посреди хлева возник Натаниэль. Он запалил фонарь и внимательно осмотрел свои ноги.
Ноги были обуты в резиновые сапоги. Натаниэль потоптался чуть-чуть, по щиколотку завязая в навозе, и довольно подмигнул сам себе.
– А главное, сухо. Иаков с Лаваном, между тем, тут в сандалях ходят.
Вдохнув полной грудью, Натаниэль закашлялся.
– Вот она какая – жизнь. В начале боль, в конце боль, а в промежутке – дерьмо, ежедневно и стабильно… Ладно.
Он закатал рукав и вытащил из питьевой колоды пару тополиных прутьев, с которых полосками была срезана кора.
– Чудо селекции Иаков, – хмыкнул Сатана, – помесь генетика с гаишником. Ладно. Наш скот сегодня тут.
Аккуратно осмотрев овец в противоположном загоне, Натаниэль выбрал одну.
– Первый раз у нас? – спросил он, закатывая второй рукав и доставая из кармана банку белой краски. – Предлагаю краситься перьями.
– Мее, – сказала овца.
– Это на ваше усмотрение, – согласился Натаниэль, ловко размазывая краску, – Правила ухода знаете? В бассейне шапочку носите?
– Мее, – сказала овца, отступая на шаг.
– Ну что вы, – сказал Сатана, – совсем не секутся. Ничуть. Чудесный сильный густой волос. А то и два… Да что там, много чудесных сильных густых волос.