– Не очень-то много смысла, – сказала Четвёртая Тощая Корова, – вот в такой жизни, тут ты права.
– Ну теперь по крайней мере мне не страшно, что в моей жизни не было смысла. Я теперь знаю, что его и не могло быть! – воскликнула Четвёртая Тучная Корова. – Так что давай, приступай. Могло ведь быть намного хуже…
– Это как это? – спросила Четвёртая Тощая Корова, делая нерешительный шаг вперёд.
– Ну я могла, как ты и говорила, рожать весь сон семь живых и семь мёртвых телят. Это было бы ужасно. Слишком много грязи и боли на то же количество смысла. С чего начнёшь? Бедро, горло? Нет, мне абсолютно всё равно, как удобнее тебе.
CI
Натаниэль подал знак.
– С Воскрешеньем Тебя, с Воскрешеньем Тебя, с Воскрешеньем, о Боже, с Воскрешеньем Тебя! – запели чрезвычайно неровным хором сонмы душ.
Натаниэль сдёрнул с кулича полотенце и, шагнув вперёд, низко поклонился.
– Добро пожаловать домой! – воскликнул он. – Мы тебя ждали.
Господь посмотрел на него устало и кивнул.
– Я Сам Себя ждал. С нетерпением. – сказал Он. – Который тут Спартак?
Одна из душ подняла руку.
– Пойди сюда. – сказал Господь. – Смелее.
Спартак подошёл. Господь пожал ему руку.
– Как Я тебя понимаю. – сказал Он Спартаку. – Так. А теперь вы двое. – сказал Он Натаниэлю. – Там теперь вместо этих ваших мрачных пещер такой туннель. И в конце свет. Возьмите чё надо в аду и поштукатурьте. Лифт, кстати, уже сломали.
Натаниэль вздохнул.
– Мы тут Тебе праздник подготовили. – сказал он. – На вот, надень.
Господь повертел в руках весёлый колпачок.
– Надо же, даже крестиком украсили. – сказал Он задумчиво. – Нет, такую пускай епископы носят. Да, кстати, все, это Праведный Разбойник, Праведный Разбойник – это все.
– Здрассь. – сказал Праведный Разбойник.
– О, Нечистый, хочешь прикол? – хихикнул Господь. – Дай руку.
– Опяяять… – застонал Праведный Разбойник.
– Да ладно, дай руку. – сказал Господь.
Они с Праведным Разбойником пожали друг другу руки.
– Гляди! – сказал Господь, вставляя палец насквозь через обе ладони. – Смешно, правда?
Натаниэль покачал головой.
– Не особенно.
– Ладно. – Господь отщипнул кусочек кулича и сунул в рот. – Я пошёл спать. Не будите Меня… ну… три дня. Если кто будет спрашивать, Я в аду.
– Зачем в аду?
– Скажешь, что разбираю инструменты. Да ладно, всё равно никто не спросит. Я кстати заказал верстак по каталогу. Новая модель, со всеми улучшениями. Всё, до после-после-послезавтра.
– После-послезавтра. – поправил Натаниэль машинально. – Эй, погоди, Ты не можешь просто завалиться спать! Тут же торт ещё, мы пунш сварили… Ребята старались…
– Почему не могу? – удивился Господь. – Я могу Всё. Я Всемогущий. Кушайте сами. Развлекайтесь. А я – спать. Верстак привезут – не трогать!
CII
– Значит так, – сказал Иисус, окидывая апостолов суровым взглядом, – Я – Альфа и Омега. Всем понятно? Вот ты, – сказал Он, наставляя палец на Петра, – будешь Бета. Ты – Гамма. Ты – Пи…
– Я не хочу быть Пи! – воскликнул Павел. – Я хочу быть Дельта.
– Будешь Пи. – сказал Иисус коротко. – Только не спорить.
– А я кто буду, Иисус? – спросил Иоанн кротко.
– Никаких имён! Я же сказал, называй меня Альфа! Или Омега. – воскликнул Иисус. – А ты – мистер Дзета.
– А почему у Тебя два имени, а у нас всех только по одному? – поинтересовался Пётр. – Вроде букв должно на всех хватить, если по две. И даже останется одна.
– Так мне тут! – сказал Иисус. – Либо мы будем делать то, что говорю Я, либо мы будем делать всё неправильно.
– По-моему халдей отхлёбывает из каждого стакана, – прошептал Иуда, – глядите – вот вино на стенке.
– На моём нет… – сказал Фома, разглядывая бокал.
– Так ты ж воду пьёшь… – прошептал Иуда. – А я филадельфийское вино.
– Закончили? – спросил Иисус. – Ты будешь Пси, а ты Фи.
CIII
– Не знаю, – сказал Иоанн, флегматично потягивая вино с водой, – я лично никаких разбойников вообще не видел…
– Это потому что тебя там не было! – воскликнул Лука.
– Ну мало ли, – сказал Иоанн, – меня много где не было, и что?
– Я тебе серьёзно говорю, они Его поносили! – воскликнул Матфей. – Кричали «что же Ты, сойди с креста, и нас заодно сними»…
– Интриги нет, – сказал Лука задумчиво, – давайте лучше так. Один Его поносит, говорит ему всяческие гадкости, а второй внезапно во всём кается, говорит что-нибудь значительное и умирает спасённым.