Одна из служанок, проходя но лестнице, шлепнула меня по затылку и прошептала:
— Тебе будет гораздо удобнее слушать, если ты сядешь к дожу за стол. Принести тарелку? Приготовить место? Или ты окажешь честь нам и доставишь сюда следующее блюдо?
Я бросился вниз по лестнице, преследуемый насмешками женщин.
А когда вернулся с рыбой, служанка выхватила из моих рук две тарелки и бедром отворила дверь. Она входила в столовую, а дож в этот момент склонился к гостю, словно собирался о чем-то поведать, однако, завидев ее, откинулся на стуле и промокнул салфеткой губы.
После непритязательности клецек рыбное блюдо поражало своей необычностью. Пеллегрино целый день колдовал над двумя красными кефалями. Он частично отделил головы и через маленькие отверстия вычистил рыбин изнутри, оставив тушки нетронутыми. Затем, размяв кефаль, старательно, не повредив кожи, вытащил кости и мясо. Рыбье мясо с нарубленными морскими пауками, размоченным в сливках хлебом, мелко накрошенным шалотом, чесноком, тимьяном, мускатным орехом и маслом аккуратно поместил обратно в тушки, приставил головы туда, где им надлежало быть, придал рыбинам естественную форму, обложил овощами и травами и завернул в пергамент, чтобы кефаль томилась в собственном ароматном соку.
На тарелке рыба выглядела так, словно ее просто сварили и украсили оборкой из ломтиков лимона.
Когда служанка поставила перед мужчинами тарелки, дож удивленно поднял глаза.
— Снова что-то незатейливое? — Но после того как первый отрезанный кусок обнаружил в рыбьей тушке удивительную начинку, громко рассмеялся.
— У вашего повара определенно есть чувство юмора, — заметил герр Бехайм. Откусив немного, он задержал кусок во рту и зажмурился от удовольствия. — Mein Gott in Himmel![27] Я не знаю, что ем, но это приближает меня к Всевышнему.
Дож задумчиво пожевал губами.
— Краб?
— Возможно, но не только. Внешность обманчива.
— Как сама жизнь, — добавил дож.
— Отлично сказано, синьор. Вы не станете верить нелепым слухам, которые распространяют про меня просто потому, что я папский астролог. Будто я обладаю всякими оккультными познаниями. Выдумки мелких умишек, самолично загоняющих себя в тупик.
Дож склонился к гостю.
— Друг мой, мы с вами вместе поели клецек. Неужели вы ждете, что я поверю, будто ваши познания ограничиваются астрологией?
— Я умею лечить травами, — пожал плечами герр Бехайм. — И кое-что смыслю в алхимии.
— У каждого человека имеются свои секреты, — улыбнулся дож.
— Мои секреты интересуют лишь моего исповедника. Но я не сомневаюсь, что и ему они достаточно наскучили.
— Невероятно! — Дож придвинулся к нему еще ближе. — Вы считаетесь самым ученым мужем в Европе.
— Лестное мнение, однако абсурдное. Как справедливо заметил синьор, иногда все совершенно не так, как кажется со стороны. — Бехайм поднял бокал и пригубил охлажденный токай, который старший повар посчитал самым подходящим, чтобы подчеркнуть все оттенки сложной начинки кефали. Он вдохнул аромат напитка и задержал вино на языке, прежде чем проглотить. — Ваш повар — настоящий художник.
Дож попробовал токай и кивнул:
— Согласен. Это вино лишь усиливает тайну блюда. Признаюсь, что теряюсь в догадках. — Он осушил бокал и почмокал губами.
— Если бы все загадки были столь же приятными… — От удовольствия астролог закрыл глаза. — Все равно что слушать симфонию.
— М-м-м-м… — Дож откинулся на стуле, поднял правую руку, и я заметил, что он распрямил палец. Я бросил взгляд на портрет Безобразной герцогини: ее карий глаз явно насторожился. Но вместо того чтобы подать сигнал, правитель подозвал служанку и приказал наполнить бокал.
Другая служанка шлепнула меня по затылку.
— Нам что, каждый раз тебя упрашивать, чтобы ты принес следующее блюдо? — И когда я поспешил вниз по лестнице, прошипела вслед: — И не топай так сильно, чтобы тебе не влетело!
Синьор Ферреро лично приглядывал за главным блюдом. Нежные телячьи котлеты обваляли во взбитых яйцах и муке, затем слегка обжарили и подали в темно-коричневом соусе. Тарелки украсили россыпью листьев лаванды и лепестков бархатцев — зеленый и красный цвета напоминали о весеннем утре. К котлетам принесли не обычные глазированные луковки, а хрустящий хлеб.
— Телятина, — проговорил герр Бехайм. — Какая роскошь! Интересно, сколько телят отрывают от матерей, чтобы мы могли сладко поесть?
— Согласен, роскошь, — кивнул дож. — Мы глотаем невинность детства.
Немец провел вилкой по атласной поверхности соуса.
— Этот соус необыкновенно темный. Такое впечатление, будто он поглощает свет. — И попробовал соус на вкус. — Господи, что за аромат!
Дож положил в рот кусочек и медленно прожевал.
— Признаюсь, для меня это новость. Мой повар бесконечно изобретателен.
Я придерживал ногой дверь, не давая ей закрыться, и наблюдал, как хозяин и его гость наслаждались мясом молочного теленка, настолько нежным, что его можно было разделывать вилкой. Они подхватывали лепестки бархатцев и макали в соус пышный, ноздреватый хлеб. Я не сводил взгляда с указательного пальца дожа и ждал, когда последует сигнал, после которого в столовой появятся стражники. Карий глаз портрета смотрел не мигая. Мужчины за столом подняли бокалы с терпким выдержанным каберне и выпили за невинность.
— Соус превосходный, — заметил Бехайм. — Его святейшество получил бы истинное удовольствие, отведав это блюдо.
Дож наклонился и шутливо пихнул гостя в бок.
— Если Борджа ценит в еде такое же разнообразие, как и в женщинах, боюсь, что одного, пусть даже восхитительного, соуса будет недостаточно. Но мы постараемся ему помочь… — Он повернулся на стуле и поднял руку. Я решил: вот оно! Но правитель всего лишь позвал служанку. — Эй, женщина! Принеси нашему гостю рецепт соуса.
Служанка поспешила к лестнице и снова щелкнула меня по затылку.
— Слышал? Беги за рецептом!
Старший повар раскладывал сладкие пирожные на подносе для десерта и, прежде чем я успел заговорить, спросил:
— Они попробовали соус?
— Да. А сейчас полируют тарелки кусочками хлеба.
— Славно, славно… — У синьора Ферреро был встревоженный вид. Можно было подумать, что он готовил застолье для Совета десяти. — Держи глаза открытыми и сообщай мне, что происходит.
— Маэстро, дож приказал принести рецепт соуса для его святейшества.
— Соуса? Ты в своем уме? — Старший повар энергично потряс головой. — Я с радостью приготовлю «Непентес», то есть дающий забвение горестей соус его святейшеству, но не могу раскрыть его рецепт. Если все будут готовить так же, как Амато Ферреро, то какая мне цена?
Я передал его ответ служанке, а та, в свою очередь, дожу. Услышав, что повар отказывается поделиться рецептом, правитель ударил кулаком по столу.
— Неслыханная дерзость!
Но герр Бехайм снова успокоил его, дипломатично положив ладонь на его руку.
— Ваш повар прав, — сказал он. — Художник должен беречь секреты своего ремесла. Разрешите ему отправиться в Рим и самому приготовить это блюдо для его святейшества?
— Разумеется. Но… о чем мы с вами говорили?
Астролог откинулся на спинку стула, сделал глоток каберне и наморщил лоб.
— «Непентес»… странное название. Если не ошибаюсь, так звали греческого бога. Бога сна. Хотя нет, бог сна — Морфей. А это бог памяти или забвения. — Он досадливо махнул рукой. — Не могу припомнить.
Дож рассеянно посмотрел на портрет Безобразной герцогини и сказал:
— Откуда мне знать про греческих богов? Это вы ученый. — Он моргнул и обвел глазами зал. — Странно. Никогда не замечал, что у Безобразной герцогини один глаз карий. — Откинувшись на спинку стула, он продолжил: — Наверное, выпил слишком много вина.
Астролог покосился на картину и покачал головой:
— Совершенно не представляю цвет глаз этой дамы. Никогда не имел желания слишком пристально рассматривать ее портреты.