– Вылез откуда?
– Из шахты.
Майк заморгал, озаренный догадкой. Он знал этого ребенка. Или, точнее, знал, кто он такой. Майк забыл его имя, но мальчик жил где-то неподалеку. Он пропал – когда точно, три, четыре месяца назад?.. Нет, даже раньше. Еще до начала летних каникул. В начале мая. Вот когда появились плакаты, вот когда на телефон пришло оповещение. Об этом говорили все, но дети пропадают постоянно; и еще пошли разговоры, что в семье этого мальчика отношения были дерьмовые, так что, возможно, он просто сбежал из дома…
Теперь Майку пришла другая мысль. Возможно, мальчик на самом деле сбежал из дома.
И заблудился здесь, в заброшенной угольной шахте.
Но, черт возьми, как ему удалось продержаться столько времени? Это же невозможно!
Майк осторожно положил ружье на землю и поднял руки.
– Меня зовут Майк. А ты помнишь, как тебя зовут?
– Наверное.
– Хорошо. – Майк отступил на шаг назад. – Ты потерялся еще весной, так?
Здоровый глаз мальчика потерял фокусировку, уставившись на горизонт. А может быть, еще дальше. Словно он сосредоточил взгляд на точке за пределами пространства и времени.
– Мы сейчас сделаем вот что, – помолчав, сказал Майк. – Я сюда подъеду, хорошо? Помогу тебе выбраться с этого поля. Моя машина где-то в четверти мили отсюда, недалеко, я дойду быстро. Потом отвезу тебя в больницу.
Мальчик ничего не ответил. Казалось, он даже не услышал вопроса. Поэтому Майк снова медленно двинулся вперед. Шаг за шагом. Рассеянно подумав: «Черт, надо бы было подобрать того подстреленного фазана».
Фазан в винном соусе…
Он подкрадывался все ближе, ближе…
Опустившись на корточки, Майк протянул мальчику руку.
– Давай, иди сюда. Доставим тебя в безопасное место, дружок, ты просто успокойся…
У мальчика дернулась рука.
В ней что-то было. Он взмахнул рукой, крутанул запястьем, и только тут Майк увидел кирку. До того ее не было. Не могло быть. Мальчишка прятал ее за спиной? Он нашел ее в шахте? Определенно шахтерская кирка. Наверное, для ребенка слишком тяжелая. Однако мальчик уверенно сжимал кирку в руке.
– Что это там у тебя? – спросил Майк.
Мальчик проделал все молниеносно.
Майк ощутил удар в висок. Он попытался закричать, попытался отступить назад, но не смог сделать ни того, ни другого. Почувствовал, как с подбородка что-то капает. Голова внезапно стала тяжелой и завалилась вперед и влево.
«Господи, как же здесь жарко, – подумал Майк, – чертовски душно для октября». Затем ноги обмякли, и он повалился назад, ударившись о землю копчиком. Под ним захрустели кусты.
Он лежал, истекая кровью, а мальчик стоял перед ним. Господствуя в пространстве, словно маленький монарх. В руке у него больше не было кирки.
«Фазан в винном соусе». Майк напомнил себе, что по дороге домой нужно будет купить бутылку бренди. «Получится просто объедение», – подумал он, облизывая губы. Рот его наполнился кровью. Мальчишка неподвижно стоял над ним, смываемый мраком смерти.
Часть I
Сделка на один доллар с умирающим
Авария на шахте Дарр (Ван-Митер, район Ростравер, округ Уэстморленд, штат Пенсильвания, неподалеку от Смиттона) 19 декабря 1907 года унесла жизни 239 человек. Это самая крупная по числу жертв авария на угольных шахтах Пенсильвании за всю историю.
Расследование, проведенное после аварии, установило, что взрыв явился следствием того, что шахтеры пронесли лампы с открытым огнем в зону, накануне огороженную инспектором пожарной охраны. Компания «Питтсбург коул», владеющая шахтой, была признана невиновной в случившемся.
1. Звон в ушах
Вот Оливер:
Пятнадцатилетний мальчишка стоял на коленях, уронив подбородок на грудь, зажимая уши мягкими тканями на внутренней стороне предплечий, вонзив пальцы в копну взъерошенных волос на затылке. В ушах у него стоял оглушительный звон – не звон колоколов, а пронзительный визг, похожий на работу бормашины. По одну сторону от него: желтая раздевалка. По другую: фонтан. Над ним: ярко фосфоресцирующий водопад. Где-то впереди прозвучали два выстрела: бах, бах. При каждом выстреле у мальчика вздрогнуло сердце. Где-то позади слышались голоса и шум школьников, перебирающихся из класса в класс в поисках безопасного места. Оливер представил себе их мертвыми. Представил мертвыми своих учителей. Кровь на линолеуме. Мозги на доске. Он представил себе плачущих родителей в выпусках новостей, самоубийство оставшихся в живых и мысли и молитвы равнодушных политиков – он увидел боль в виде ряби, становящейся волной, которая встретилась с другими волнами и превратилась в цунами, с ревом проносящееся среди людей туда и обратно, увлекая их в пучину.