— Как хорошо, что ты не умерло. Спасибо. Теперь и у меня есть силы жить.
Именно тогда я впервые заговорил с дзельквой. С тех пор, проходя мимо, я каждый раз поднимал глаза к ее кроне и молча приветствовал ее. А после того разговора о сурепке, если ворота в усадьбу виконта оказывались открытыми, я обязательно подходил к старому дереву, и мы болтали по-приятельски. Что касается самой усадьбы, то после войны виконт отдал ее в уплату налогов на имущество, и ее продали задешево одному новоявленному богачу, который оставил участок пустовать, очевидно ожидая повышения цен на землю. Узнав, что управляющим назначен живущий напротив торговец рисом, я попросил его открывать для меня ворота каждый раз, когда мне хотелось поговорить со своей приятельницей.
И вот семь лет назад, осенью того года, когда я написал «У врат смерти», я, набравшись за лето сил, вернулся с дачи и, намереваясь снова взяться за работу, стал размышлять, на какую тему писать, но ничего хорошего не придумывалось. Однажды, проходя мимо усадьбы виконта и обнаружив, что ворота открыты, я подошел к старой дзелькве и устремил взгляд на ее верхушку. Вдруг дерево, печально вздохнув, сказало:
— Сэнсэй, похоже, вы не знаете, о чем писать, и это вас мучит. Если так, у меня есть к вам просьба. Не согласились бы вы написать обо мне?
— Что? — У меня перехватило дыхание.
— Видите, какой я стала уродливой после того, как мне обрубили ветви, нависавшие над дорогой? Это все торговец рисом и хозяин парфюмерной лавки. Мол, листья скоро пожелтеют, будут падать на дорогу, возись тогда с ними. Вот они три дня назад и расправились с моими ветками. А еще они говорили, что эта старая развалина никуда не годится, пора с ней кончать. Так что, скорее всего, жить мне осталось немного, поэтому я и решилась просить вас об этом одолжении.
— Но как я могу писать о тебе? Ведь я ничего не знаю о дзельквах.
— Ну, ведь мы тоже живые, мы тоже смертны. Поэтому можем печалиться и радоваться, только людям это невдомек. Мои подруги — а их было около двухсот — умерли слишком рано, их убили люди, убили просто так, из прихоти, и обида их осталась в этом мире. Выжила только я одна и, хотя влачу весьма жалкое существование, считаю своим долгом успокоить их души… К тому же за сто пятьдесят лет моей жизни в этих местах чего только не происходило, я была свидетельницей многих событий. А поскольку я еще и стою на одном месте, то много чего навидалась за эти долгие годы… Мне есть что вам рассказать, а вы запишите. Я давно уже собиралась попросить вас об этом, но все откладывала, а теперь надо спешить, пока не будет слишком поздно. Говорят, здесь собираются строить стоянку для машин, начнут же наверняка с того, что убьют меня. Соглашайтесь, сэнсэй.
Когда тебя так просят, не согласиться невозможно. Поэтому, если только не было дождя, я дважды в день, утром и вечером, под предлогом прогулки выходил из дому с блокнотом в руке, спешил к старой дзелькве и слушал ее рассказы. Писать я решил вечерами и в дождливые дни. Истории, рассказанные старой дзельквой, как уже упоминалось, можно было разделить на три типа: 1) жизнь самой дзельквы и извечная обида ее убитых подруг, 2) история района Восточное Накано — Отиаи, перемены, которые произошли здесь начиная с эпохи Мэйдзи, 3) всякие истории из жизни местных жителей (министра юстиции, виконта Н., хозяина особняка в европейском стиле — профессора, имеющего большую клинику в городе, садовника, который ухаживал за всеми окрестными садами и жил со своей женой-повитухой в старом двухэтажном доме напротив). Все истории были весьма поучительны и интересны, а иногда и забавны.
К примеру, такая. Барон Окура приобрел весь этот холм для своей виллы во время японо-китайской войны, после войны он уехал в Европу, а когда вернулся, тут же распорядился посадить здесь аллею, ибо, не имея ее, якобы стыдно принимать на вилле иностранных гостей. В результате дзелькву, которая до той поры вместе с тремя подругами гордо высилась на опушке лиственного леса Мусасино в центральной части Нижнего Отиаи, за большие деньги насильственным образом разлучили с родным лесом, перевезли сюда и посадили рядом с другими. Возмущению старой дзельквы не было предела, и остальные деревья как могли пытались ее утешить, объясняя, что нет участи более славной, чем представлять величие дома барона Окуры. В самом деле, приезжавшие на виллу важные особы всячески расхваливали деревья, восхищаясь их великолепием. Раньше, когда дзельква беспечно росла в лесу, на нее никто не обращал внимания, поэтому ей стало казаться, что она и впрямь сделала неплохую карьеру. Правда, если говорить об иностранных гостях, то они появились только однажды: прикатили в экипаже, запряженном парой лошадей, посмотрели спектакль театра Но на сцене, сооруженной на берегу пруда, и тут же уехали. Но разные именитые японцы — политики, бизнесмены — приезжали часто, так что у деревьев были все основания гордиться.