И вот теперь оно попалось на глаза людям, работающим над изданием этой книги, и они попросили разрешения использовать его вместо послесловия. Подумав, я пришел к выводу, что отказывать им не годится, ведь, каким бы ни было это эссе — хорошим или плохим, — я сам его опубликовал.
И еще одно. Задолго до того, как я приступил к работе над двенадцатой главой, Бог-Родитель неоднократно понуждал меня поскорее закончить работу над этой книгой и приступить к следующим — четвертой и пятой, — причем писать я могу обо всем, что сочту нужным. «Пиши, и чем больше, тем лучше, — говорил Он, — можешь писать не только монументальные произведения, но и стихи, эссе, короткие рассказы, все, что тебе захочется». Еще Он произнес слова, которых я конечно же не заслуживаю. «Бог, — сказал он, — высоко ценит твою правдивость, ведь ты так долго и так самоотверженно занимался литературой, храня верность двум принципам — писать только то, что тебе хочется, и облекать в слова неизреченную волю Бога. Знает Он и о многих людях, которым твои книги помогли жить. Так воспрянь духом и свободно пиши обо всем, что хочешь. И ни о чем не беспокойся. Бог позаботится о том, чтобы тебе хватило жизненных сил». Я долго размышлял над Его словами. Что ж, может быть, мне стоит стать более терпимым, забыть о том, что я умер для журналистики, и снова для нее возродиться…
Когда я работал над предыдущей книгой, «Милосердие Бога», ко мне как-то зашла журналистка, ведущая женскую рубрику в газете «Нихонкэйдзай», и я, точно так же как в случае с редактором «Дайхорин», не устояв перед ее обаянием, согласился написать что-то вроде эссе под названием «Эликсир долголетия. Отказ от желаний».
Вот примерное его содержание: однажды я зашел к Китаро Окано, основателю банка «Суруга», можно сказать, нашей местной знаменитости — ему было тогда девяносто семь или девяносто восемь лет. Беседуя с ним, я вдруг спросил, в чем секрет его долголетия, а он ответил, что принимает очень известное снадобье, и, пообещав дать его мне перед уходом, перевел разговор на другую тему. Когда я собрался уходить, то, видя, что он не собирается давать мне никакого лекарства, спросил, как оно называется. «Вы начнете его принимать, когда вам будет столько же лет, сколько мне, — улыбаясь, ответил он. — Это лекарство называется „отказ от желаний“». И с тех пор я тоже стараюсь постоянно принимать это чудесное снадобье.
Помню, тогда я получил несколько трогательных писем от читателей. Одно из них было от швейцарца, жителя города Фрибура.
«Я много лет являюсь вашим почитателем, — писал он, — но, давно не видя вашего имени в прессе, думал, что вы уже скончались. Поэтому, прочитав „Эликсир долголетия“, я очень обрадовался и теперь нахожусь под глубоким впечатлением от вашего эссе. Раз уж вы живы, то должны как можно чаще публиковать свои произведения». Читая это письмо, довольно неуверенно написанное по-японски, хотя швейцарец, читающий «Нихонкэйдзай», должен быть большим знатоком Японии, я устыдился собственной ограниченности.
Как солнце озаряет лучами каждый уголок земли, так и я должен публиковать свои произведения везде, где есть в них нужда…
В любой момент с радостью приму смерть
В этом году четвертого мая мне исполняется девяносто два. В детстве и в юности я отличался слабым здоровьем, мне предрекали, что я не доживу и до тридцати. Потом я как-то забыл об этом, но перед самым возвращением на родину из Франции, куда через год после окончания университета уехал на стажировку, заболел туберкулезом, болезнью в то время неизлечимой.
Пройдя курс климатотерапии на высокогорных курортах Швейцарии и Франции, я в конце 1929 года живым вернулся в Японию. С тех пор я постоянно ощущал себя тяжело больным человеком, за спиной которого стоит смерть. Я все время болел, мне стали отказывать в медицинском страховании, вокруг меня хлопотали врачи, меня лечили китайскими методами, иглоукалыванием, прижиганиями моксой, в результате творчеством я мог заниматься лишь с грехом пополам, и теперь мне самому не верится, что я сумел дожить до девяноста двух лет.