Его красивое, почти женственное лицо с большими из глубины ума выразительными глазами стало здесь строже, яснее, и характерная детская челка делала его еще более загадочным и мудрым.
Своей тонкой предупредительностью, изысканным вниманием, своим легендарно-живым темпераментом, с ярким наклоном к остроумному «представлению» предмета, о котором идет речь, своим изумительным знанием во всех областях, своей парадоксальностью и логикой и – главное своим разноцветным дарованием в искусстве, Н. Евреинов кажется каким-то сказочным магом-волшебником, от творческой воли которого зависит каждое новое чудесное откровение, каждая новая радость для мира.
Мое посещение Н. Евреинова зимой 1914–1915 г. счастливо убедило меня с гордостью открытого сердца сказать миру свое лучшее слово о бриллиантах в короне русского гения Н. Евреинова, восхитившего нас своим океанским размахом великого творчества.
Книга «Театр для себя» родилась в счастливейший час солнцетворения, когда все ждали чуда в русском искусстве.
И, действительно, когда жажда по великому и вечному в русском искусстве возросла до мучительной крайности, когда болезненно захотелось новых, духовно-ярких тревог и волнений, – утолить эту жажду пришла гениальная книга-сфинкс современного творчества, книга «Театр для себя».
Книга-представление, где все – изображающее из слов и страниц построенный театр, и наивно-чарующие рисунки – декорации Н. И. Кульбина, дошедшего до экстаза откровения в своем мастерстве, и гениальный пролог автора – «Взвитие занавеса», и, наконец, само представление – словослужение великого духа, и торжественное «Занавес все – ансамбль, полный, пленительный, властно захватывающий до последних восторгов, до последних глубин, до неизбежного рождения „навязчивой идеи“:
– Жизнь – „Театр для себя“».
Пастух, когда играет на свирели – сидит на красивом склоне холма – смотрит на золотистый трепет ветвей (и иногда на стадо) – мечтает о своей возлюбленной – чувствует себя властелином (хоть-бы над баранами) и уж наверно свою бедную судьбу не считает за действительность.
Во всяком случае он далек от истины, и весь мир для него – вторая ясная правда, утверждающая смысл и оправдание жизни.
И если нечаянно пролетят над голым пастухом снежнокрылые лебеди и растают в камышах – он будет верить, что лебеди обратятся в розовых девушек и будут заманивать пастуха в озаренную заросль.
Его воображение рисует пьянящие изгибы этих девушек, но он, пламенея от мучительного соблазна, делает необыкновенно гордую позу и решительно бросает: нет – нет.
А завтра этот пастух уже на другом месте и все окружающее делает его иным, может быть еще дальше улетевшим на крыльях фантазии от тоски настоящей жизни:
«– Туда, где легче забывается злой плен – в другой мир! – Туда, где царствует не законный произвол космических сил, а наше самодовлеющее „я“, его воля – его законы, его творчество, пускай пустяшное, вздорное, но „его“, „наше“ творчество, наш мир, мир нами созданный в душе и нами-же воплощенный во вне». (Театр, как таковой, стр. 73).
Театральная душа пастуха – символ естественного преодоления природы.
Не даром пастухи приносят нам неслыханные легенды о зелёных русалках и оборотнях, о фосфорических сияниях над землей, где зарыты клады, о странных встречах с таинственными видениями, не даром пастухи дарят нам красивые песни о красивой любви и радужные сказки о волшебных возможностях жизни.
«Где все хорошо, что зрелищно, полно интриги, красиво, музыкально и отвлекает нас от входных дверей, за которыми нет больше театра, нет сказки, нет мира нашей воли, непрестанно играющей, потому что ей играется» (Театр, как таковой).
Душа пастуха – душа каждого из нас: одно бьется сердце и алая играет кровь.
О, мудрый арлекин с накрашенными кармином губами и с сияющими черными бриллиантами вместо глаз; о, пылкий мечтатель, зачарованный сказкой жизни, рыцарь цветистых приключений, веселый и яркий в каждом творческом проявлении, нам-ли, чутким зрителям, не удивляться твоим неожиданным откровениям без берегов!
Тебе-ли, наш король площади каруселей, с сердцем, наполненным вином, не опьянять нас, пришедших на праздник игр и зрелищ?
Мудрецы, и поэты-художники, и музыканты, актеры, плясуны и просто радостные землежители – каждый несет свою благодарную дань на жертвенник великого искусства – каждый живет пламенным желанием преобразить скучную правду жизни в трепетно-звонкую поэму о чудесных днях на земле.