Я ныне жизнь влачить навык,
Как иго – изнуренный бык.
И прирожденный лишь палач
Не вздрогнет, мой подслушав плач.
Где б радость в мире ни жила –
Смерть пепелит ее дотла;
И ненавижу ныне я
Всяк день земного бытия.
Я все бы отдал – а взамен
Желал бы обратиться в тлен.
Кончина! Лучшее из благ!
Да только Смерть, мой лютый враг,
Мольбе усердной вопреки
Подать не хочет мне руки –
А я давно б ее пожал!
О где вы, язва, иль кинжал,
Иль честный меч, иль подлый яд?
О Смерть, отрада из отрад!
И кто же, внемля этот стон
И зная, чем он порожден,
Не сжалился бы? Средь людей
Обрящется ль такой злодей?
Проказник, ерник, баловник
Сникают, глянувши в мой лик:
Аз есмь тоска, тоска есть аз.
А почему – скажу сейчас.
Что песней было – стало пеней.
Смирен я стал – а был надменней
Наинадменнейших вельмож…
Коню подчас втыкает нож
Для вящей прыти всадник в круп –
Вот так и в мой бродячий труп,
Скорбей и горестей комок,
Рука незримая клинок
Вонзает, к жизни вспять гоня,
Как непокорного коня!
Угас мой пыл, увял мой мозг;
Я сталью был, – а стал как воск;
Мой сон пропал, мой смех умолк.
Я львом рыкал – а днесь, как волк,
Стремлю тоскливый к небу вой,
Удел оплакивая свой!
Но Смерть со мной не хочет встречи –
Ни на турнире, ни средь сечи.
Я счастлив был – да не к добру
С Фортуной в шахматы игру
Затеять накатила блажь…
Возьмешь фигуру – две отдашь:
Везенья и удачи мать
Вельми горазда плутовать.
У ведьмы столь прелестный вид,
Не чаешь от нее обид!
И, глядь – нарвался на гамбит:
Поверил, принял – и разбит.
Фортуна с нежностью в очах
Противоправный даст вам шах.
Не верь злодейке ни на грош:
Фортуна – что с нее возьмешь!
О сколь сулит она всегда –
Но лжет без меры и стыда.
Предружелюбно подмигнуть –
И зыркнуть, нагоняя жуть:
Единственный ея закон!
Фортуна – тот же скорпион!
О лицемерный, льстивый гад:
Он изогнется, точно рад
Служить немедля и немало –
И сей же час вонзает жало.
Но, правду молвить, лик пригож
Фортуны – ей же имя Ложь,
Когда во каверзной красе
Летит, восстав на колесе,
Что давит смертных за столом
Игорным – впрочем, поделом!
Суля богатство и почет,
Мерзавка нас в игру влечет –
И сколь негодница мила!
И два у колеса крыла…
Мой милостивый государь,
Что сотворила эта тварь!
Бесперерывно слезы лью
С тех пор, как сел за тавлею
С Фортуной! Вымолвить нельзя:
Обманом забрала ферзя –
А я, дурак, разинув рот,
Глядел, как тварь ферзя берет!
Рекла Фортуна: «Шах и мат».
И хмыкнула: «Сам виноват».
А дан был мат – заблудшей пешкой…
С Фортуной – не зевай, не мешкай:
Ей проиграл бы сам Аттал,
Что шахматы изобретал!
Я ж был невежда – не мастак
Атак, защит и контратак,
Создатель коих – Пифагор,
И после рек себе в укор:
«В игре уловкам несть числа, —
А знал ты их, собрат осла?»
Но даже помощь ремесла
Навряд ли бы меня спасла:
Порою мат Фортуне даст
Игрок – но случай сей не част…
Постой! А велика ль вина
Фортуны? Худший, чем она,
Я сам бы учинил подвох,
Когда бы мог – свидетель Бог.
О, будь я богом! Я бы ход
Взять повелел Фортуне тот
Назад – и, в нарушенье правил,
Ферзя бы возвратить заставил,
Поскольку, друг мой, верь – не верь,
А горших я не знал потерь!
Злосчастный ход – сиречь, зевок –
И прежнему блаженству срок
Внезапно вышел. И остыл
Навеки мой давнишний пыл,
И пламень радости былой
Навек подернулся золой.
А Смерть нейдет меня постичь…
Я кличу Смерть, — но тщетен клич.
Безмолвный звездный небосвод,
Ветров рыданья, ропот вод -
Коль остаюсь наедине,
Все умножает скорбь во мне,
И за слезой слеза течет,
И я слезам утратил счет.
Я сброшу твой несносный груз,
О Жизнь, обуза из обуз!
Я не могу, понур и слаб,
Влачить его, как связень-раб,
Несчастнейший двуногий скот,
Что спину гнет и слезы льет,
Надежд лишившись и утех…
О, где мой пыл, и где мой смех?
Я все утратил – все, что мог!
И жизни подведу итог,
Коль скоро к ней потерян вкус…»
И тут я молвил: «Даже трус
Последний властен без помех
Взять на душу подобный грех.
Но ты, мой друг? О нет, окстись!»
И рыцарь молча глянул ввысь…
«Веленью Божьему вразрез, —
Я рек, — подчас толкает бес
Изведавшего боль утрат
К самоубийству. Но Сократ
Учил: противостань Фортуне!»
И друг мой рек: «Вотще и втуне…»
И тут я, каюсь, впал во гнев:
«Да пусть и сотню королев —
Прошу прощения, ферзей —
Ты проиграешь, ротозей!
Тебе ли рыцарская честь
Велит при этом в петлю лезть?
Ведь проклят будешь, как Медея:
Она прикончила, радея
О мести, собственных детей,
Когда Язон расстался с ней.
Дидона быть могла умней,
Когда навек уплыл Эней,
И не зажечь себе костер –
Ты столь же хочешь стать востер?
Не смог без Фисбы жить Пирам,
А Фисба – без Пирама. Храм
Обрушил на себя Самсон,
Врагом коварным ослеплен.
Но слыхано ль? Зевнуть ферзя –
И люто мучиться, грозя
Свести с постылой жизнью счеты?»
«О нет, не знаешь ничего ты, —
Промолвил рыцарь: — Здесь куда
Горчайшая стряслась беда».
Я рек: «Поведай – и пойму,
Когда, и как, и почему,
И что с тобою, друг, стряслось,
Коль нынче ты со счастьем врозь».
Ответил рыцарь: «На траву
Присядь: начну и не прерву
Рассказ – лишь обещайся мне
Внимать всецело и вполне».
Я молвил: «Да». Он молвил: «Крест
Лобзай, клянись: не надоест
Внимать сочувственно, доколь
Не смолкнет речь. Лобзай, изволь».
Я клятву дал охотно, сразу.
И рыцарь приступил к рассказу: