Поняв, что мое хозяйство в опасности, я так рванулся, что порвал одну веревку и сломал один из столбов. Я протянул руку к своим бубенцам и так их сжал в кулаке, что хоть пальцы мне отрежь, а до них не доберешься. Чтобы я не разломал всю кровать, меня развязали и завернули в покрывало. Затем меня подбрасывали на одеяле до тех пор, пока не бросили полумертвым.
— Эти церемонии, сеньор, — говорили они, — кладут начало вашему браку. Завтра, если желаете, приходите снова, и мы довершим остальные обряды.
Вчетвером меня вынесли вон из дому, положив посреди улицы, где и застиг меня рассвет; мальчишки начали гонять меня и так надо мной глумиться, что я бежал от их гнева в церковь прямо к алтарю, где в это время служили мессу. Когда священники увидели образину, недвусмысленно схожую с чертом, какого малюют у ног архангела Михаила[297], то тут же пустились в бегство, а я — за ними, дабы скрыться от гонений, устроенных мальчишками.
Народ в церкви загалдел; одни кричали: «Глядите, черт!», другие: «Смотрите, безумный!» Я тоже кричал, что я не черт и не сумасшедший, а просто несчастный человек, доведенный до такого состояния своими грехами.
Услышав это, все успокоились; священники вернулись заканчивать мессу, а ризничий дал мне покрывало с могилы, чтобы укрыться. Я забился в угол и там предался размышлениям о превратностях фортуны и о том, что, куда ни пойди, всюду найдешь горе. И вот так я и решил остаться в этой церкви до конца дней своих (ибо, судя по пережитым мной бедам, он уже не за горами); тем самым я избавил бы священников от труда разыскивать меня в другом месте после смерти.
Вот, друг читатель, и вся полностью изложенная вторая часть жизни Ласарильо, без прибавлений или изъятий, ровно в таком виде, как я услышал ее от своей прабабки. Если она пришлась тебе по вкусу, дождись третьей — останешься доволен не меньше.
Дополнения
<в fb2-файле пропущено>
Приложения
С.И. Пискунова
ПРЕВРАЩЕНИЯ ЛАСАРО ДЕ ТОРМЕС И МЕТАМОРФОЗЫ ПЛУТОВСКОГО ЖАНРА
I
Кто и когда написал «Жизнь Ласарильо с Тормеса»
Испанский плутовской роман, а точнее, пикареска — один из самых загадочных феноменов европейской литературы середины XVI — первой половины XVII века. В науке до сих пор идут споры о происхождении пикарески, о корпусе текстов, которые составляют этот жанр, о том, сколь долго он просуществовал, где и когда испанский пикаро как герой жанра завершил свой путь, а если ему как одному из его прообразов — евангельскому Лазарю — была дарована «вторая» жизнь, то в каком качестве и обличье он продолжил свое странствие но пространствам романа Нового и Новейшего времени. Исследователи сходятся лишь в одном: классическую пикареску отличает не только и не столько присутствие в ней образа плуга — ведь он встречается и в древних мифах в образе так называемого «трикстера» (пародийного двойника «культурного героя», изворотливого оборотня, пособника богов и вредителя одновременно), и в «животном» эпосе, и в восточных рассказах о проделках хитрецов, и во французских фаблио, и в немецких шванках. Характерная черта пикарески — вполне привычный для современного читателя, но новаторский для XVI—XVII веков тип вымышленного литературного повествования, где главный герой выступает и как рассказчик, и как действующее лицо. Именно форма повествования от первого лица отличает пикареску от внешне схожих с ней собраний анекдотов, циклизованных вокруг образа главного героя, например, от «народной книги» о Тиле Уленшпигеле. При этом плутовская автобиография может быть оформлена то как письмо, то как рассказ-исповедь, то как мемуары и даже как путевые заметки.
Первым классическим образцом пикарески и одним из лучших творений испанской барочной прозы стал роман Матео Алемана (Mateo Alemán; 1547—1614?) «Гусман де Альфараче» («Guzmán de Alfarache»; ч. 1 — 1599, ч. 2 — 1604)[298]. В «Гусмане» повествование ведется от лица пикаро, который, оказавшись на каторге (гребцом на галерах) и пережив религиозное просветление, пытается осмыслить и нравственно оценить всё, что с ним произошло с момента его рождения. Гусман не без иронии характеризует маргинальное социальное положение и нравственный облик своих родителей, отыскивая в истории собственного появления на свет истоки своей далеко не праведной жизни. Дурная наследственность — одна из «магистральных» (Л.Е. Пинский) тем пикарески, напрямую связанная с темой грехопадения, с убежденностью писателя-моралиста в испорченности человеческой природы.
297