В 2010 году палеограф Мерседес Агульо-и-Кобо (Mercedes Agulló у Cobo), изучая архивы Национальной библиотеки, обнаружила среди бумаг Веласко лежащие в отдельном ящике (хотя и не очень тщательно отсортированные от бумаг картографа) рукописи Мендосы, а среди них — страничку с одной-единственной загадочной фразой: «Бумага (точнее, “связка бумаг”, исп. legajo de papeles. — С.П.) с исправлениями для издания “Ласарильо” и “Пропал<л>адии”[357]». Очевидно, что эта запись относилась именно к осуществленному Веласко в 1573 году изданию под одной обложкой этих двух отредактированных инквизиционной цензурой сочинений. Найденная Агульо фраза и дополнительные изыскания легли в основу ее книги «Возвращаясь к авторству “Ласарильо”» (см.: Agallo у Cobo 2010), в которой исследовательница доказывает, что среди бумаг автора «Войны в Гранаде» лежали адресованные Веласко письменные указания Мендосы — автора «Ласарильо» по исправлению текста.
«Исправленный “Ласарильо”» мог быть для Мендосы своего рода возвращением в молодость, к «Ласарильо» конца 1520-х годов... Для нас уже в первых двух главах повести ясно видна ее новаторская композиция, основанная на изысканнейшей игре повествовательных точек зрения, несколько заслоненная историей службы Ласаро у продавца папских грамот (булл), в которой не только судьба самого Ласаро уходит куда-то на второй план. Исчезает двуголосие, пронизывающее повествование в других эпизодах. На первый план выходит то, о чем рассказывается, а не как. А именно на такой эффект рассчитано традиционное «реалистическое» повествование, создающее образ «обыденной жизни <...>, повествующей о себе самой», если вспомнить слова А. Кастро. Отсюда — распространенный среди критики XIX—XX веков метод прочтения «Ласарильо» как вершины ренессансного реализма.
II
Как сделан «Ласарильо»
«Нельзя не согласиться с теми, кто видит в повести о Ласарильо одно из первых и ярких проявлений реалистического искусства в Испании», — писал известный советский испанист З.И. Плавскин, находящий в анонимной книжице «правдивый рассказ о доподлинной реальности» (Плавскин 1994: 88, 78). Ученый шаг за шагом прослеживает жизненный путь героя повести, не забывая упомянуть и о том, что она написана в «автобиографической форме». Главная цель рассуждений Плавскина — показать, что «во всей книге <...> автор “Ласарильо” <...> верен жизненной правде», что «эта достоверность повествования обнаруживается <...> в точном воспроизведении мельчайших деталей окружающего быта <...> и находит свое высшее проявление в искусстве портретирования <...>» (Там же: 88). Остается лишь уточнить немаловажную «деталь»: о каком «авторе» идет речь? Кто воспроизводит мельчайшие детали? Кто проявляет необычайное искусство портретирования? Где и как — если следовать «правде жизни» — Ласаро научился и читать, и даже писать, где сумел овладеть «искусством портретирования» и умением оснащать свой рассказ точными выразительными деталями? Тайна сия велика есть. З.И. Плавскин сетует на то, что в повести «за кадром» осталось превращение «наивного ребенка в прожженного плута» (Там же), но не менее интересно, каким образом «прожженный плут» стал писателем-новатором[358].
Считая автобиографическую форму «Ласарильо» всего-навсего «формой», то есть тем, чем при анализе достовернейшего рассказа о жизни Испании XVI века можно попросту пренебречь, не различая по существу образы и функции автора и повествователя, в роли которого выступает герой (в образе самого героя — две его ипостаси: повествователя и действующего лица), адеп ты реалистической трактовки «Ласарильо» упускают из виду величайшую условность, иллюзию, фикцию, на которой зиждется вся конструкция повести: в соответствии с ней роль повествователя отдана автором персонажу-плуту, и это никак — ни психологически, ни прагматически — не мотивировано. Но мотивировано эстетически, мотивировано художественным, то есть жанровым, замыслом автора.
357
«Пропалладия» («Propalladia»; 1517) — сборник пьес одного из основоположников испанского театра Бартоломе Торреса де Наарро (Bartolomé Tones Naharro; 1485?—1524?).
358
Этим вопросом, в частности, задавались П. Данн (см.: Dunn 1983) и К. Гильен (см.: Guillén 1983).