Это предложение встретило оппозицию не столько со стороны приверженцев русского языка и культуры, сколько со стороны сионистов, видевших в «жаргоне» конкуренцию для древнееврейского языка. Я хорошо помню собрание, на котором обсуждалось предложение нашей группы о необходимости приступить к изданиям на идиш. Оппозиция сионистов приняла столь бурные формы, что председательствующий И. М. Гордон вынужден был закрыть собрание без того, чтобы по возбуждавшему страсти вопросу было принято решение. И прошло около 10 лет, пока ОПЕ и его отделения стали на путь, который был рекомендован нашей группой.
18 февраля 1905 г. был издан рескрипт о народном представительстве с совещательными функциями. Для осуществления его была образована комиссия под председательством заменившего кн. Святополка-Мирского, министра внутренних дел Булыгина, выработавшая проект закона о законосовещательной Думе, в котором предполагалось не давать евреям избирательных прав. Это вызвало горячие протесты, как евреев, так и русской общественности. (Проф. С. Трубецкой, возглавивший депутацию городов и земств, явившуюся к государю в июне 1905 г., сказал, что никого не следует исключать из народного представительства — «нужно, — сказал он, — чтобы не было бесправных и обездоленных»).
Барон Гинцбург и Слиозберг обратились к Коковцеву с просьбой отстоять равенство евреев в избирательном праве. Совет министров исключил пункт о лишении евреев избирательных прав, государь с этим согласился, и в законе о созыве законосовещательной Думы, изданном 6 августа 1905 года, никаких ограничений евреев в избирательных правах не было.
События развивались с чрезвычайной быстротой и под давлением единодушного общественного мнения и всеобщей забастовки 17 октября был издан манифест, который установил конституционный режим и свободу совести, слова, собраний и союзов и неприкосновенности личности. Велико было ликование всех, боровшихся за это. Но евреи очень скоро были потрясены сообщениями о погромах, начавшихся 18 октября в сотнях городов и местечек в черте оседлости и даже в некоторых городах вне черты. Кое-где и вне черты жертвами погромов были в значительной степени евреи. Но так как погромы носили не только антиеврейский, но и контрреволюционный характер, то в некоторых местах жертвами были не евреи, а представители либеральной интеллигенции и, в частности представители так называемого третьего элемента — служащие в земских и городских учреждениях. Не было сомнений, что эти погромы не только не подавлялись властями, но ими поощрялись.
Было установлено с совершенной несомненностью, что под эгидой вице-директора Департамента Полиции Рачковского на ручном станке, отобранном при обыске у революционного кружка, в помещении СПб Жандармского Управления печатались прокламации, призывавшие к погромам. Затем, когда этот станок оказался недостаточным, на средства Департамента Полиции была приобретена усовершенствованная ручная печатная машина, отрабатывавшая 1000 экземпляров в час. Эта машина была установлена в самом здании Департамента Полиции, и заведование ее работой было поручено ротмистру Комиссарову; при нем состояли два наборщика.
Был выпущен ряд прокламаций, заключавших самые уродливые обвинения против евреев. На вопрос об успехах прокламаций, Комиссаров ответил: «погром можно устроить какой угодно: хотите на 10 человек, хотите и на 10 тысяч».
Как утверждает А. А. Лопухин, печатание погромных прокламаций в здании Департамента Полиции началось после 17 октября 1905 г.
Эта деятельность властей по организации еврейских погромов была предметом запроса № 1 в Государственной Думе первого созыва. В заседании 8 мая 1906 г. министр Внутренних Дел Столыпин давал объяснения по этому запросу и ему возражали кн. Урусов — бывший Кишиневский губернатор, назначенный после Кишиневского погрома, — М. М. Винавер, В. Д. Набоков, Ф. И. Родичев, М. И. Шефтель и др.
Письмом от 20-го июня 1906 года бывший директор Департамента Полиции А. А. Лопухин сообщил Столыпину, что по поручению графа Витте он расследовал роль Департамента Полиции в деле организации еврейских погромов и утверждает, что в материале, данном Столыпину для ответа на запрос, обстоятельства дела были совершенно извращены. В своем письме Лопухин подробно излагает, как все было в действительности, приводит тексты погромных прокламаций, напечатанных в Департаменте Полиции. Между прочим он замечает, что, будучи директором Департамента Полиции он при самом добросовестном исследовании участия должностных лиц в устройстве Кишиневского погрома 1903 года, все же ничего не мог установить, хотя ему было ясно, что такое участие несомненно существовало. Тайна погромных организаций открылась лишь после того, как он перестал занимать, официальное положение в министерстве внутренних дел.