Политика русского правительства по еврейскому вопросу, нашедшая выражение в этой сложной системе правовых ограничений, поражает не столько своей несправедливостью или жестокостью, — этим в наше время уже никого не удивишь! — сколько своей бездарностью. В ней не было никакой последовательности, руководящей идеи и общей цели. Она была вызвана самыми разнообразными мотивами и преследовала самые различные, часто исключавшие друг друга задачи. В 1856 году Александр II повелел пересмотреть законы о евреях «в видах слияния сего народа с коренными жителями», а между тем и при нем и еще более при его преемнике законы о праве жительства приводили к обратному результату — не слиянию, а обособлению миллионного еврейского населения, насильственно сосредоточенного в черте оседлости.[14] Министерство финансов всеми средствами стремилось извлечь из евреев побольше дохода для казначейства, а в то же время министерство внутренних дел всячески стесняло их хозяйственную деятельность и этим искусственно понижало их платежеспособность для налогового обложения. Для оправдания правовых ограничений обычно ссылались на врожденные пороки еврейской расы, но все же любой еврей, не взирая на присущие ему пороки, автоматически получал равноправие в награду за притворный отказ от своей веры.
Неустойчивость и непоследовательность политики в отношении еврейства неоднократно признавалась самим правительством. Через сто лет после первого «Положения о евреях», изданного в 1804 году при Александре I, Комитет министров в Высочайше утвержденном докладе от 3 мая 1905 года подводит следующий итог этому вековому экспериментированию над живыми людьми:
«В отношении правительства к еврейскому вопросу не усвоено такого твердого, устойчивого руководящего начала, которое, будучи раз принято, проводилось бы уже вполне последовательно и ясно определило бы характер внутренней относительно евреев политики. Несмотря на обилие разновременно собранных материалов, вопрос этот и до настоящего времени представляется окончательно не разработанным и еще ожидает своего разрешения».
Среди мотивов еврейских правоограничений в России исторически первым и долгое время господствующим был мотив религиозный. Когда в 1563 году царь Иван Грозный завоевал город Полоцк и бояре спросили его, как поступить с полоцкими евреями, он ответил: «согласных креститься — крестить, а несогласных — утопить в реке Полоте».[15] В течение 18-го века было издано четыре указа о выселении евреев из России и мотивом этой меры неизменно указывалось, что евреи — «имени Христа Спасителя ненавистники». А для придания этим актам большей вескости иногда прибавлялось решительно ни на чем не основанное обвинение евреев в том, что они «совращают православных в свою веру».
Юрист 16-го века Ульрих Цазий доказывал, что малолетних евреев можно крестить даже без согласия их родителей. «Еврей — раб, писал он, а приняв крещение он становится свободным. Любящий отец не может препятствовать столь явному улучшению состояния своего сына». Исходя из подобных соображений, русское правительство всеми мерами содействовало переходу евреев всех возрастов в христианство. Все правоограничения евреев были связаны не с расой или национальностью, а исключительно с религией, и поэтому акт крещения открывал каждому русскому еврею Сезам равноправия.[16] Начиная с 14-ти лет еврей мог креститься без согласия родителей, но и в отношении малолетних детей родители фактически не могли отказывать в своем согласии, так как закон строго карал «воспрепятствование присоединению к православной вере».
В девятнадцатом веке главным основанием для правоограничений стали выдвигать мотивы экономического порядка. Евреев обвиняли в «эксплуатации сельского населения» и в «расстройстве крестьянского благосостояния». Излюбленным объектом этих обвинений были евреи — содержатели шинков, но врожденную склонность к «торгашеству», «ростовщичеству» и т. п. порокам находили у всех евреев, как таковых.
В одном из многочисленных правительственных проектов разрешения еврейского вопроса предлагалось делить всех евреев по их занятию на «полезных» и «бесполезных», причем полезными признавались только евреи-ремесленники и рабочие, а евреи-лавочники и торговые посредники причислялись к категории бесполезных. Хотя эта выдумка о «бесполезных занятиях» имела не больше опоры в действительности, чем обвинение евреев в совращении христиан в свою веру, самые обоснованные опровержения не имели против нее никакого действия.[17]
14
По данным Я. Д. Лещинского, в губерниях черты оседлости проживало 4899327 евреев, т. е. 94% всего еврейского населения России (см. его статью в настоящей книге).
15
И. Бикерман, «Черта еврейской оседлости» (СПБ. 1911, стр. 1). Для соблюдения правильной исторической перспективы следует не забывать, что в 16 и 17 веках в Испании, Франции и Германии многие католические монархи были готовы подвергнуть такой же участи всех протестантов, а протестантские — всех католиков.
16
В вышедшей в Германии при Гитлере большой книге о «Русской политике в отношении евреев» (Dr. Richard Maurach, «Russische Judenpolitik», 1939) автор признает главным недостатком этой политики то, что русское правительство не сумело стать в еврейском вопросе на «расовую точку зрения». «Первым и единственным законом», который Маурах признает в этом отношении удовлетворительным, он считает изданные в 1912 г. «Правила о приеме в кадетские корпусы», по которым в кадеты не допускаются лица еврейского происхождения даже если их деды и отцы были уже христианами (ук. соч., стр. 379). Книга Маураха представляет собой печальный пример того, как в те годы немецкие ученые считали нужным следовать несуразной идеологии гитлеризма. Она написана в обличительном тоне и в ней проводится мысль, что русское правительство во все времена не решалось надлежащим образом бороться с евреями и только для вида издавало ограничительные законы, которые никем не соблюдались. В 1955 г. Маурах выпустил обширный комментарий к конституции СССР, в котором, между прочим, дается вполне объективная характеристика политики советов в отношении русских евреев («Handbuch der Sowjetverfassung», Munchen 1955, 86. 352 — 4).
17
Новороссийский губернатор граф М. С. Воронцов писал в своем отзыве об этом проекте: «Смею думать, что само общее название «бесполезных» для нескольких сот тысяч человек, по воле Всевышнего живущих в империи, и круто, и несправедливо... Проект считает бесполезными всех тех многочисленных евреев, которые занимаются мелочной покупкой товаров у первых производителей, дабы их доставлять оптовому купцу, или полезной продажей товаров потребителям... тогда как они мелким, но оклеветанным промыслом, безо всякого сомнения, помогают, с одной стороны, промышленности сельской, а с другой — торговой» (цит. у Бикермана, ук. соч., стр. 121). Легенда о «бесполезности» занятия торговых посредников — странным образом — встречала сочувственный отклик в некоторых взглядах прогрессивной русской интеллигенции, еврейской и нееврейской. Всем известна презрительная кличка «люди воздуха», которой именовали людей, занимающихся этим «мелким, но оклеветанным промыслом». В Америке никто не называет так бесчисленных посредников разных родов и видов — «сэльсменов», «брокеров», «дилеров», «джобберов» и т. д., — без услуг которых не обходится ни одно промышленное предприятие. В России оно было на устах у всех. Бикерман указывает еще на такой психологический продукт этого предубеждения против торговых посредников: «если история русской общественности, — говорит он, — знает кающегося дворянина, то русское еврейство имело кающегося фактора. Сын фактора, лавочника, меламеда мог под влиянием правительственной проповеди ...проникнуться презрением к занятиям отца своего и брата, к укладу той среды, в которой он жил и где только возможны были для него труд, деятельность, инициатива, прогресс» (стр. 123).