У этого доктора спеси много — интеллектуал. Работник, скажем, нормальный, не ас. Оказывается, сестры уже жаловались на его грубость. За свои 47 лет работы, включая войну, ни разу подобного не видел.
— Ты просто хам. Ты же оскорбил всю корпорацию сестер. Объявляю тебе строгий выговор. Затем извинишься публично. Если девушка не простит, тогда товарищеский суд. Защиты не жди.
Это же надо — ударить девушку!
Идут переговоры М. С. Горбачева с Рейганом в Женеве. Все остро заинтересованы, пожалуй, как никогда. Правда, живем в страхе с тех пор, как бомбу изобрели, но периодически привыкаем к опасности и успокаиваемся. Теперь наша пропаганда напугала публику ростом американских вооружений и СОИ, и всем кажется, что война вот-вот случится. Когда наша ракетная мощь за последние двадцать лет возрастала в десять раз, то мы об этом не знали и не беспокоились. А надо бы… И именно наша страна нарушила баланс вооружений и толкнула на новую гонку. А тут еще Афганистан…
Вчера весь день смотрели и слушали итоги встречи Горбачев — Рейган. Михаил Сергеевич в ответе на один вопрос сказал, что все ракеты еще на месте, но мир стал немного безопаснее. Дай-то Бог! Сейчас перечитал совместное заявление еще раз. Звучит очень обнадеживающе.
Каждому из нас капитализм безвреден, кошельки не толстые. Очень немногие в Советском Союзе желают капитализма, чтобы обогатиться. Мы, то есть информированная часть общества, интеллигенция, хотим разумного правления в рамках социализма, при возможно меньших ограничениях свободы. Вот пришел Горбачев, немного прибавилось этой разумности — и сразу обозначился сдвиг в симпатиях.
Сегодня утром по заданию райкома как руководитель предприятия пропагандировал план развития страны на пятилетку и до 2000 года. При этом нужно было увязать со своими задачами. Это по мне: больше оперировать!
Агитировал, но в планы не поверил. Однако не сказал об этом. Побоялся.
Нет покоя душе…
Я не господь Бог, чтобы распоряжаться чужими жизнями.
Смотрю по телевизору про убийства, и периодами охватывает дрожь. Ведь мы, хирурги, ошибками убиваем. Впрочем, с этой темы начались мои «Мысли и сердце». За двадцать четыре года ничего не изменилось. Оперируем и убиваем. А больным деваться некуда. И самое плохое: для некоторых наших коллег смерти стали абстракцией.
А Бог, если он есть, бьет прямо под вздох. Наповал…
Идем в реанимацию на обход. Коридор длинный, белый, чистый. Помню мысль: «Как здорово, что отремонтировали…» Почти дошли до зала, вдруг крик:
— Ваднев! Скорее!..
Вижу, от входа бегом везут на каталке больного, одновременно делая массаж сердца. Когда подъехали ближе, рассмотрел стриженую головку моего мальчика. Шесть недель назад вшил ему аортальный клапан, и возник блок. Мальчик уже готовился в санаторий.
Пронзило: «Не вшил стимулятор — вот, остановка сердца! Экспериментировал бы на себе!» Другая мысль эгоистическая: «Вот так же повезут тебя, если сердце остановится в Институте».
Довезли в зал. Засуетились с перекладыванием, с налаживанием искусственного дыхания, стимулятора, капельницы.
Немного отлегло — мальчик в сознании, активно двигает руками и ногами, пульс на массаже приличный. Сейчас запустим! Остановки сердца при блокадах обычно кратковременные. У большинства людей сердце простоит несколько секунд и начинает само работать: углекислота накапливается и возбуждает симпатикус. Это называется приступ Адама — Стокса.
А тут, при нашей мощи!
Но все пошло не так.
Сердце не хотело сокращаться! Больше того, оно не отвечало на импульсы электростимулятора, не было даже волн фибрилляции на осциллографе. Прямая линия!
Пошла стандартная процедура реанимации. Массаж, остановка на 3–5 секунд, укол в сердце, введение адреналина, снова массаж.
— Пульс на бедренной есть!
— Остановись!
— Пульса нет. Сокращений на экране нет. Прямая линия.
И все повторяется сначала.
Вот уже исчезло сознание. Уши на круглой стриженой голове посинели…
Так прошел час, прошел второй… Появились признаки отека легких — хрипы и пена из дыхательной трубки. Сердце не отвечает.
Между тем Миша Атаманюк рассказал: «Переодеваюсь, заходит наш парень, размашисто здоровается за руку, видит, что я не в форме, скромно поворачивается к двери и вдруг говорит: „Мне плохо“. Падает. Тут же начали массаж, дышал сам, потом — маской. Уложили и бегом сюда…»