Несколько вечеров смотрели и слушали Михаила Сергеевича на Дальнем Востоке. Очень понравилось. Так что даже вчера на конференции комментировал. Если предельно кратко, то всего два слова: «совесть» и «гласность».
Лето уже пошло на ущерб. Вечером по лесу, когда успеваю, хожу с Чари. Но и там мысли все те же: больные, Институт. В городе бы даже удобнее было…
Дозвонился в Институт. Все прилично. Ничего не мог делать, пока не подошел срок звонка.
Лежит в реанимации девочка 6 лет с митральным протезом, оперированная в среду. Была очень тяжела. Только в пятницу под большим моим нажимом удалили трубку. Беспокоился, что ночью придется снова интубировать. Света Петрова сказала: «Пока держимся».
На таком градусе сейчас живу. Называется: «страсть».
Жара доходит до 33. Под вечер приду, обольюсь холодной водой, и опять ничего. Банная кабинка очень пригодилась.
Сердце не чувствую совсем. Но Бредикиса вспоминаю каждый день. Может, и меня также кто-нибудь вспоминает…
Телеграмма из Архангельска: умер Георгий Андреевич Орлов — последний друг из моего поколения. Он был молодым ассистентом по хирургии, когда я учился на третьем курсе в 1936 году. Перед войной занял кафедру. Личных отношений с ним тогда не было. Знал, что во время бомбежки Архангельска в 41-м убили его жену. Осталось двое детей.
Подружился с ним уже много позднее — в шестидесятых, на конгрессах. Потом виделись, когда приезжал в Архангельск на юбилей и встречи однокурсников.
Чтобы сказать коротко: добрый и умный был человек. Белые архангельские ночи, что проговорил с ним, навсегда останутся в памяти. (Смешно — «навсегда». Будто это надолго.)
Из сферы его романтики: каждое лето ездил в тундру к оленеводам и рыбакам. Говорил: «Хочу написать книгу об оленях…» Уже не напишет…
Жизнь переполнена эмоциями. И такие скучные дневники! Нет таланта. Пишу для информации. Кому? Зачем? Неизвестно. Кажется, уже выработана вся личная программа, исчезло будущее, а живу в страстях, как в молодости.
Страсти — отрицательные.
Умерла та девочка, Наташа. Никаких ошибок не сделал, кроме одной, главной: не дал ребенку дожить свой короткий срок, что отпускала болезнь. Пусть в больнице, в безнадежности, но пусть бы жила. Маленькие дети, как животные: они не знают о конце, привыкают к страданиям и ухитряются получать еще частицы удовольствия, если окружены любовью. Даже умирающий в реанимации ребенок зажимает в кулаке игрушку… Смотреть на это невыносимо.
Наташу оперировали во вторник. Операция длилась восемь часов. Очень прочные спайки. Вшили клапан. Перфузия 90 минут. Кровопотеря маленькая. Казалось, победили… Но сердце не пошло. Полтора часа я стоял над девочкой, массировал сердце.
Мать не встречала меня. Спасибо ей и за это.
Домой приехал в половине десятого.
Еще было протезирование клапанов у трех больных. Душа неспокойна. Сейчас буду звонить в клинику.
Позвонил — и отлегло. Чаю попили с Лидой. Поговорили о статье Айтматова в «Литературной газете». Попутно о других писателях: Астафьеве, Распутине, Быкове, Белове, Адамовиче. Все — провинциалы. В столицах только Бондарев да Гранин. Вот так-то.
Почему мы этих перечисленных любим? За гражданственность (слово немножко затаскалось…). При таланте, конечно. Астафьева я открыл для себя недавно, на «Печальном детективе». Просто очаровал меня.
В чем могу упрекнуть всю «обойму»? Взывания к прошлому и воскрешению мумий. Помочь это уже не может. Нужно искать новые основы для отношения людей, научные основы.
(Ты бы им небось модели презентовал. А они, писатели, модели точно не примут. Они надеются на добродетели от воспитания на прежних идеалах. Притом хотят сохранить Бога, нацию и коммунизм или делают вид, что хотят.) Это немыслимо. Бога не реанимировать. Без Бога — нет вечных ценностей. Упорство в национальном и идеологическом создает тупиковую ситуацию. Всюду слышны призывы к разуму «в новых условиях», но ни одна социальная группа не хочет поступиться ни карманом, ни престижем, ни эфемерными идеями.
Ладно, слезай со своего коня, Амосов. Писатели эти все равно замечательные, и слава Богу, что они есть.
За прошлую неделю были еще события.
Вернулись из неполного отпуска главный врач — Мирослав и заместитель по АХЧ Володя Ф. Оба просрочили против условленного срока по неделе, у обоих — сплошные прорехи, которые выявились без них. Хозяйство запущено до крайности. Внутри Института все блестит, потому что прошлый год сами отремонтировали и теперь берегут. Но вне стен — боже спаси! Карнизы облупились, крыши текут, воды в патанатомии и в конторе нет, стройка гаража остановилась, у заведующего автохозяйством вскрылись плутни.