Грустный дождь из Чечни
Чемерис сидел на скамейке около собственной могилы и смотрел на падающие звезды.
Их было много — Земля вошла в поток леонид. Время наступило такое. Время падающих звезд.
Огненные искорки срывались с небес и катились среди серебряных россыпей, теряясь за деревьями.
Каждая упавшая звезда была погасшей человеческой судьбой.
— Ну ты, жертва репрессий, подвинься, — сказал подошедший к могилке человек.
Чемерис вгляделся и узнал сторожа Рзянина. Сторож этот был неплохим человеком, хоть и излишне языкастым. Ну служил раньше, ну охранял, так ведь без злобствования и излишнего рвения. Как говорится — не прислуживал. А главное его достоинство заключалось в том, что он видел обитателей кладбища. И не просто видел, он даже общаться с ними мог Никто из покойников на сторожа не обижался. Ну не мог он без подначек. А так, неплохой мужик, да и собеседник прекрасный. И покойников никогда не обносил, пустой посуды не было, так свою бутылку опорожнить торопился, со вниманием и пониманием был человек.
Сторож сел. Поставил на стол две бутылки — одну ополовиненную, другую совсем пустую — для Чемериса.
— Тихо сегодня, — сказал сторож Рзянин. — А тебе чего не лежится?
— Звезды падают, — вздохнул Чемерис. — Как в тридцать седьмом.
— А чего ты хотел? — удивился сторож и налил себе водки, а Чемерису пустоты. — Чечня, мой хороший. Там, говорят, опять бои начались. В твое время автоматов не было, больше наганами управлялись. А из автомата втрое больше народу положить можно. Вот ты вождя хаешь, а он правильно сделал — выселил этих горных дундуков к чертовой матери в Казахстан. И никаких возражений не было. Сели и поехали, понял? Власть, брат, она жесткой быть должна. Тогда и порядок в стране будет.
— Слышали уже, — неохотно отозвался Чемерис и глотнул жгуче-горькой пустоты из стаканчика. — Как же! Лес рубят — щепки летят! Только не щепки это были, души человеческие. Ему с высоты Кремля легко на все смотреть было, не он в лагерях маялся.
— Ну ты намаялся, — сторож выпил, понюхал обгрызенную корочку булки. — Сколько ты после лагерей прожил? До девяноста дотянул? Другим бы, которые лагерей не нюхали, так!
— Дурак ты, — без упрека и обидного тона отозвался Чемерис. — Нашел чем упрекнуть! Думаешь, с этим сладко жить было? Думаешь, воспоминания не мучили?
— Зато посидел червонец, а пенсию всю жизнь получал. А сколько у нас народу по тюрьмам уродуется? И заметь — безо всяких пенсий.
— Так они себе тюрьму как линию жизни определили, — сказал Чемерис. — А меня никто не спрашивал, червонец в зубы, довесок — по рогам, и все за пару паршивых анекдотов. Сказали — антисоветская агитация.
С небес сорвалась еще одна звезда, оставив среди звезд длинную светящуюся полоску. За ней покатилась еще одна, и еще, и еще, и еще…
— Тяжело ребяткам в Чечне, — сказал сторож Рзянин. — Крепенько им там достается. Но я так считаю: наши начальнички дураки. Зачем туда восемнадцатилетних пацанов посылать? Что они могут? Они ведь и бояться толком не научились. Вот и гибнут там, как суслики в степи. Туда надо других посылать, поживших, знающих. Тогда и потери будут меньше, и война быстрее закончится.
— Войны кончаются, когда их решают закончить политики, — вздохнул Чемерис. — А пока я у них такого желания не вижу. Помнишь, как Березовский сказал? Он ведь сказал: ну что вы так волнуетесь из-за Чечни? Ну поубивают немного, зато бизнес какой!
Сторож длинно плюнул в сторону.
— Вот и отправить бы его туда российские интересы защищать, — сказал он. — Вместе с родственниками. Но ведь не поедут, откупятся!
Он снова разлил по стаканам водку и пустоту.
— Давай, — вздохнул он. — Давай за то, чтобы к нам ребят поменьше привезли. Название-то придумали, надо же — груз двести! Словно не о людях речь, а контейнеры с оборудованием везут!
— Там мы тоже под номерами были, — Чемерис взял в руки теплый стакан.
Он вдруг вспомнил Долину Смерти, расположенную неподалеку от Сусумана. Мертвые лежали и продолжают лежать там подо льдом. Мертвых можно было даже увидеть с самолета — тысячи тел, переплетенных вечной мерзлотой. Государству всегда наплевать на своих граждан. Это граждане должны любить и беречь государство, в котором они живут.
Он их хоронил.
А позже — видел. С самолета, когда в девяностом летал на встречу бывших политзаключенных.
— Знаешь, — сказал Чемерис. — У нас даже кладбища не было.
— Это плохо, — сказал сторож, закусывая нехитрым соленым огурцом. — Человек должен на погосте лежать.