5.
О справедливости или несправедливости заходит речь во всех рассказах о судах. Справедливость почиталась всеми народами как высшая ценность. Характерна в этом отношении амхарская сказка «О несправедливом суде». Человеку представилась возможность выбора: отправиться в страну, где много хлеба, но нет справедливости, или в страну менее богатую, но где справедливость торжествует. Он выбирает первую — и горько за это платится. «Справедливость ценнее хлеба» — свидетельствует сказка.
Естественной кажется мысль именно принцип «справедливости — несправедливости» положить в основу классификации рассказов о- судах [11, 15]. Однако дело здесь оказывается не так просто.
Прежде всего, судить о справедливости или несправедливости сказочных приговоров со стороны далеко не всегда представляется возможным. Слишком различны обычаи, законы, правовые нормы, моральные представления не только у разных народов в разные времена, но даже у представителей разных социальных групп. Вспомним еще раз про мизерный штрафа которому подвергают индийские бедняки лукавого Бирбала. Справедлив или несправедлив этот суд, мудр или глуп? С чьей точки зрения. В текстах сказок далеко не всегда можно встретить прямой ответ на такого рода вопросы.
В упоминавшемся уже сюжете о «неблагодарном спасенном» человек и вырученный им зверь иногда обращаются за судом последовательно к нескольким животным, и они высказываются против человека, вспоминая о его жестокости, неблагодарности и обосновывая право зверя быть жестоким и неблагодарным по отношению к человеку. Да и сами хищники по-своему убедительно оправдывают собственные действия. В корейской сказке «Приговор зайца» тигр заявляет своему освободителю: «Мы только что договорились с тобой, что я буду при любых обстоятельствах чтить тебя, как своего отца, и всю жизнь обихаживать тебя. Но чтобы нам быть неразлучными, у меня есть только одна возможность — носить тебя в своем животе. Там ты будешь всегда при мне. Я должен съесть тебя, чтобы выполнить наш договор!» [161, 107]. В амхарской сказке «Суд ветра» змея просто заявляет спасшему ее крестьянину: «Я хочу есть... У меня нет выбора». Дерево, река и трава в этой сказке выносят по-своему обоснованные приговоры против человека. Последний судья, ветер, не оспаривает их справедливости. «Все на свете живет так, как предназначено природой, — говорит он. — Трава растет, чтобы жить, а человек сжигает ее тоже для того, чтобы жить. Река течет, чтобы жить... И змея ест то, что находит, — ведь такова ее природа! Поэтому нельзя винить дерево, траву и реку за их суд, так же как и змею за то, что она хочет есть... Все они действуют так, как подсказывает им их природа» [51, 67]. Правда, после этого ветер подсказывает крестьянину, что тот может убежать, — но не потому, что считает его правым; просто согласно своей природе он может спастись, если представилась возможность (см. также примеч. к № 215).
В тех случаях, когда главное действующее лицо сказки — человек, симпатии рассказчика, естественно, на его стороне; спасение представляется справедливым. Но не всегда. В индийской сказке «Что посеешь, то и пожнешь» жадный брахман спасает льва ради корысти и смертный приговор ему (который лев приводит в исполнение) воспринимается как справедливый. В дунгапской сказке «Помещик и змея» человек высказывается против человека (бедняк против богача), к удивлению змеи: «Я думала, ты будешь защищать человека, но ты не захотел врать, потому что ты справедлив» [45, 117].
Однако наиболее показательны все же случаи, когда у животных и человека — разный суд и разные представления о справедливости. Уместно по этому поводу привести замечание из книги А. Я. Гуревича «Категории средневековой культуры», имеющее отношение не только к европейскому средневековью: долгое время «не было права вообще»; каждое племя, народность жили «по своему закону», причем член племени подчинялся его праву и обычаям независимо от того, где он проживал. Всякий род живых существ и даже вещей имеет свое собственное право — это обязательное качество любого божьего творения (поэтому ответственность за проступок могла быть возложена не только на человека, но и на животное и даже на неодушевленный предмет)[21] [7, 158, 149]. В свете таких представлений станет ясно, что животные и люди в данном случае судили по разным, так сказать, «кодексам», ни один из которых не имеет заведомого преимущества перед другим. Станет понятным, кстати, и желание многих персонажей судиться у «своего» судьи, потому что «чужой» осудит несправедливо. См., например, в сказках народности Ираку о хитреце Лае, который не раз вступает в конфликты с животными и зооантропоморфными существами вроде Амаирми: «Кто ваш султан?» — спрашивает Лай, когда Амаирми зовет его судиться. — «Наш султан — змея Харарио...» — «Нет, к нему я не пойду, — сказал Лай, — он не сможет нас правильно рассудить. Лучше пойдем к нашему султану». — «Ваш султан велит осудить меня, — возразила Амаирми, — я к нему не пойду». — «Вы к моему не хотите, и я к вашему не хочу, — ответил Лай. — Каждому дорога своя жизнь»[22].
21
Между прочим, по этой причине не стоит считать чистой сказочной условностью или юмористическим курьезом нередкие в нашем сборнике суды над животными и неодушевленными предметами (см., например, японскую сказку «Хитроумный служка» и др.); в реальной практике многих народов нередки были случаи судов над животными и вещами.
22
В мусульманских странах иудеи и христиане «имели особые судебные учреждения, но могли передавать свои споры и разногласия на рассмотрение мусульманского кази» [15, 115].