Пошел бедняк вниз к татскому кварталу, и по пути ему встретился сам Мардахай-Овшолум. Этого человека все боялись: и беки, и богачи, и даже сам градоначальник. Не было человека, который бы осмелился вступить с ним в спор. Зато сам он никого не боялся. И еще надо сказать, что Мардахай был всегда и во всем справедлив.
И теперь, увидев разутого бедняка, Мардахай-Овшолум спросил:
- Что с тобой? На тебе лица нет, будто ты из могилы вышел!
И бедняк рассказал все как было.
Мардахай-Овшолум пригласил его к себе домой и велел жене напоить гостя крепким чаем. Выпил бедняк чаю и согрелся, а Мардахай предложил гостю искупаться и побыть у него. Тем временем он послал ребятишек с записками к беку Абдуле и к градоначальнику. А в записках было сказано: "Очень прошу пожаловать ко мне в гости, есть дело. Не придете - обижусь".
Градоначальник и бек Абдула прочли записки и собрались ехать к Мардахай-Овшолуму.
Пока они ехали, Мардахай дал бедняку переодеться и досадил к горячему очагу.
Наконец приглашенные приехали.
- Какое опять у тебя дело, говори! - еще с порога кричит градоначальник.
- Сначала садитесь, я угощу вас пловом, - отвечает Мардахай-Овшолум.
Градоначальник и бек Абдула сели и ждут. Хозяин молчит, молчат и гости. Час молчали они, два молчали, три молчали, подошел вечер, наступило время ужинать, а Мардахай-Овшолум все молчит.
Проголодавшиеся гости спрашивают:
- Где же твой плов? Не сварился, что ли? Мардахай-Овшолум отвечает:
- Пусть бек Абдула пройдет в ту комнату и посмотрит, не сварился ли плов.
Прошел бек Абдула в другую комнату и видит: в очаге вместо дров стоит горящая керосиновая лампа, а горшок с рисом отставлен в угол комнаты.
Бек Абдула удивился и говорит:
- Баллах, Мардахай, горшок с рисом в углу стоит! А в очаге вместо дров лампа.
Мардахай-Овшолум молчит, ничего не отвечает. Не выдержал градоначальник и сам пошел посмотреть, не сварился ли плов. Смотрит и видит: в самом деле, вместо дров горит керосиновая лампа, а горшок с рисом стоит в дальнем углу комнаты.
- Если так плов варить, он до нашей смерти не сварится! - воскликнул градоначальник.
А Мардахай-Овшолум и говорит:
- Мне кажется, он и после вашей смерти не сварится.
- Правда в твоих словах, Мардахай, - говорят градоначальник и бек Абдула.
Вот тут-то Мардахай-Овшолум и говорит им:
- Но если плов не сварится от лампы в углу, то как же бедняк в море мог согреться от лампы на окне?
Бек Абдула и градоначальник молчали. Что они могли сказать? Конечно, будь на месте Мардахай-Овшолума кто другой, - они бы нашли ответ.
- Отвечайте! - говорит Мардахай-Овшолум. И пришлось беку Абдуле и градоначальнику согласиться с тем, что бедняк не мог согреться от лампы. Тогда Мардахай-Овшолум сказал:
- Пусть бек Абдула, согласно договору, отдаст бедняку сто туманов да еще столько же штрафа за нечестность.
Абдула стал было возражать, но Мардахай-Овшолум пригрозил ему:
- Скажешь "нет" - пеняй на себя!
Очень не хотелось беку Абдуле отдавать бедняку двести туманов, но отдать все же пришлось. Знал жадный бек, что Мардахай-Овшолум не потерпит несправедливости.
Так бедняк получил деньги, поблагодарил справедливого Мардахая и поспешил к себе в аул. А жадный бек Абдула и его покровитель градоначальник тоже пошли по домам, злясь и проклиная Мардахай-Овшолума.
Пусть же все проклятия, которые они слали на его голову, падут на них и на наших врагов, а добрые пожелания пусть достанутся Мардахай-Овшолуму и нам[clxxxii].
Татская. 52, 198
238. Наказание до преступления
По ложному навету злых людей, приписавших шуту какое-то преступление, судья приказал дать ему пятьдесят розог. Но впоследствии судья узнал, что шут ни в чем не повинен и пострадал напрасно. Тогда судья сказал:
- Я наказал тебя по ошибке!
- Беда невелика! - ответил шут. - Ты лучше пометь у себя, что я был избит, и, когда я действительно совершу преступление, пусть мне зачтется уже полученное наказание.
Сирийская. 92, 223
239. Наказанный судья
Однажды Насреддин с султаном отправились на охоту. Все взяли с собой ловчих соколов, а Насреддин - ворону. В поле все пустили своих соколов, и он пустил свою ворону. Ворона села на быка. Насреддин тотчас привязал к его рогам веревку и повел за собой, как свою добычу, - ведь ворона его поймала.
Но хозяин быка не захотел отдавать животное. Пошел он к кади и подал жалобу на Насреддина. Услышал об этом Насреддин, побежал к кади и пообещал ему подарок, если тот присудит быка ему.
Вот пришли они оба в суд, хозяин быка и ходжа Насреддин.
Судья говорит:
- Ворона ходжи поймала быка, это его охотничья добыча, и, стало быть, бык принадлежит ему.
С этими словами он прогнал хозяина быка.
На следующий день ходжа Насреддин пошел к кади домой и понес ему горшок. Почти до самых краев горшок был наполнен бычьим навозом, на него ходжа положил лист капусты и лишь сверху залил все маслом. Этот подарок он передал кади.
К ночи пришел кади домой, и как раз ему захотелось масла. Велел он жене принести горшок. Только зачерпнул ложкой - и увидел, что там. Рассердился он, велел позвать Насреддина.
Пришел к нему Насреддин.
- Ах ты негодяй, - говорит кади, - чем же ты меня угощаешь?
- Ты сам себя так угостил, почтенный кади, - ответил ему ходжа Насреддин. - Ты уже наелся из этого горшка, когда вынес приговор. Разве ворона может поймать быка?
Сказал и пошел прочь[clxxxiii].
Сербская. 164, 253
240. Жадный судья
Привели в суд некоего человека, чтобы судья установил его вину. Разобрав дело, судья понял, что человек действительно виновен. Перед тем как вынести приговор, он спросил обвиняемого:
- Хочешь ты сказать что-нибудь?
Тот ответил, что ему нечего сказать, и незаметно для других показал судье три пальца.
Заметив этот знак, судья тотчас прекратил разбор дела и отпустил всех по домам. А человек этот, вернувшись домой, послал судье три кабачка. И только тут судья понял, что его провели. Судья велел позвать человека и, когда тот пришел, закричал: