На путях углубления своей сатиры Зощенко расширил понятие мещанства, открепил его от того социального слоя, который может быть назван собственно мещанством, и превратил это понятие в культурно-психологическую категорию, характеризующую разные слои населения, в обозначение определенной духовной культуры, отличающей современного человека разных социальных групп.
В «Возвращенной молодости» Зощенко пишет:
«Я пишу о мещанстве. Да, у нас нет мещанства как класса, но я по большей части делаю собирательный тип. В каждом из нас имеются те или иные черты и мещанина, и собственника, и стяжателя. Я соединяю эти характерные, часто затушеванные черты в одном герое, и тогда этот герой становится нам знакомым и где-то виденным».
Потому-то в «Воспоминаниях о М.П. Синягине» М. Зощенко показывает нам мещанское содержание эстетической культуры и бытия мелкобуржуазной гуманистической интеллигенции, потому-то он показывает мещанское содержание бытия и трагедии профессора Волосатова.
Параллельно с этим процессом углубления критики мещанской культуры проходит и процесс изменения самого героя.
«Возвращенная молодость» интересна в этом разрезе прежде всего тем, что в ней этот мещанский герой перестает быть «авторской маской», что в ней Зощенко подошел к задаче преодоления своего героя, преодоления характерного для зощенковской прозы «провинциализма» мировоззрения действующих лиц и материала прозы. Мещанский герой вытесняется из произведения самим автором.
Это означало, что Зощенко отходит от своей старой манеры и хочет отойти от всего того круга вопросов, который связан с его старыми героями и с его языковой системой. Это означало начало работы писателя над новыми жанрами и новыми проблемами.
Зощенко сознательно подошел к новым сложным задачам. Он писал в «Возвращенной молодости»:
«Нынче, в 1933 году, я начал писать «Возвращенную молодость». Я писал ее три месяца, а думал о ней четыре года. Мне хотелось простым языком рассказать о том, что я думал и что знал. Быть может, я кое в чем наврал, в таком случае смиренно прошу у науки извинения.
Эти мои рассуждения не списаны с книг.
Я был той собакой, над которой произвел все опыты.
Я знаю, что я до чрезвычайности опростил и, так сказать, огрубил всю предложенную схему жизни, здоровья и смерти. Подозреваю, что кое-что значительно сложнее, а кое-что просто непонятно моему воображению (электричество). Но я писал эту книгу не как научное исследование, а как занимательный роман».
Таким образом, работа над новым кругом проблем была одновременно и работой над новым жанром.
Эти искания нашли в «Возвращенной молодости» выражение в противоречии между замыслом и художественной системой, между Зощенко мыслителем и писателем.
И если по замыслу повесть должна была быть иллюстрацией к теоретической части, то чутье писателя побудило Зощенко придать ей более глубокий смысл, превратить ее в сатирическую обработку всей теоретической части.
Обе стороны отношения к теме и создают противоречивое единство вещи. Вещь одновременно имеет два смысла: субъективный и объективный. Двойное видение темы и выражает то неустойчивое равновесие, к которому пришла творческая система Зощенко на путях своего развития и самопреодоления[55].
«Голубая книга»
«Возвращенная молодость» показывала, что Зощенко вступил в период больших жанровых исканий. Осуществлением этих предсказаний явилась «Голубая книга». Одновременно она свидетельствовала и об углублении философского рассмотрения писателем его сатирической темы. И если в «Возвращенной молодости» Зощенко рассмотрел проблемы утверждения жизни в свете биологической судьбы человека, то в «Голубой книге» он искал решения проблемы оптимизма уже в плоскости философии истории. Вот почему «Голубая книга» оказалась углублением и развитием проблематики «Возвращенной молодости».
После выхода «Голубой книги» отдельным изданием[56] издательство «Советский писатель» провело ее обсуждение на ряде промышленных гигантов Ленинграда: на машиностроительном заводе имени Ленина, на заводе-втузе имени Сталина, на Кировском заводе (бывшем Путиловском), на «Красном треугольнике». Обсуждения, по поручению издательства, проводил критик — автор этих строк.
55
Это двойное видение темы оказалось камнем преткновения не только для читателей, но и для многих наших критиков; критик И. Сац пишет:
«Возвращенная молодость» привела критику (а насколько известно, и многих читателей) в недоумение. Забавная история о любви пожилого профессора к молодой и легкомысленной девице; занятия физкультурой для восстановления угасающей мужской силы; крах любовной авантюры и возвращение помолодевшего профессора к семье и науке; и все это в сопровождении ученейших примечаний, переполненных действительной и пародийной, но всегда изложенной с полной, даже педантической серьезностью эрудицией по части физиологии, медицины, истории болезней знаменитых и малоизвестных людей. Это на самом деле выглядит очень страшно.
…Смешно приписывать Мих. Зощенко проповедь «физкультурного оптимизма» как «нового мировоззрения». Мы должны открыто признать: эта книга нам непонятна» (Сац И. Герой Мих. Зощенко. — «Литературный критик», 1939, № 3, с. 160–161). Понимая неуместность приписывания Зощенко философии «автора» повести о профессоре Волосатове, И. Сац вообще отказался от попытки понять «Возвращенную молодость» как целостное произведение.
56
«Голубая книга» печаталась сперва в журнале «Красная новь», 1934, № 4–6, затем вышла отдельной книгой: Зощенко Мих. Голубая книга. Рисунки шмуцтитулов, концовки и форзацы работы автора. Л., изд-во «Советский писатель», 1935.