— упомянутый сир принудил Жана Леферона отдать ему упомянутое поместье, более того, присвоил это владение вопреки приказу герцога и законному праву;
— упомянутый сир арестовал сержанта герцога, господина Жана Руссо, посланного от герцога с приказом, и избил его солдат их же собственными дубинками, хотя эти люди находились под защитой его светлости.
Мы пришли к выводу, что упомянутого сира де Реца, во-первых, убийцу в действительности и в помышлениях, во-вторых, мятежника и преступника, надлежит приговорить к телесному наказанию и к реквизиции земель и имущества, которые принадлежат упомянутому аристократу, каковые земли и имущество должны быть конфискованы и переданы в распоряжение герцога Бретонского».
Требование конфискации было явно задумано с целью спасти сиру де Рецу жизнь. Обвинение в убийстве прозвучало без упоминания отягчающих обстоятельств и так, словно оно могло быть опровергнуто, в то время как обвинения в мятеже и преступлении против государя Бретани выступили на первый план.
Жиль де Рец был, вне всякого сомнения, предупрежден о том, как надлежит вести дело, и приготовился отвергать все обвинения по первому пункту.
— Монсеньор, — обратился к нему Пьер де Лопиталь, будучи явно озадачен формулировкой обвинения, — что вы можете сказать в свое оправдание? Поклянитесь на Евангелии говорить правду.
— Нет, мессир! — заявил маршал. — Клятву должны приносить свидетели, обвиняемый не приводится к клятве.
— Верно, — ответил судья. — Но обвиняемого можно вздернуть на дыбу и заставить говорить правду, если вам это больше по вкусу.
Жиль де Рец побледнел, стиснул губы и бросил на Пьера де Лопиталя взгляд, исполненный ненависти, но затем, взяв себя в руки, заговорил с самым невозмутимым видом:
— Ваша милость, не стану отрицать, я был не прав в случае с Жаном Руссо. В свое оправдание могу отметить, что упомянутый Руссо был безнадежно пьян и вел себя по отношению ко мне настолько развязно, что в присутствии слуг я не мог этого допустить. Не могу отрицать и того, что действительно отомстил братьям Леферон. Жан Леферон заявил, что упомянутый государь Бретонский реквизировал мою крепость Мальмор, которую я ему продал, но за которую до сих пор не получил платы. А Жоффре Леферон повсюду распространял слухи, будто меня ожидает изгнание из Бретани как бунтовщика и предателя. Чтобы наказать их, я вернул себе принадлежавшую мне крепость Мальмор. Что до остальных обвинений, то я ничего не скажу о них, кроме того, что все это вымысел и клевета.
— Вот уж поистине! — воскликнул Пьер де Лопиталь, вскипев от негодования при виде злодея, который вел себя с неслыханной наглостью. — Выходит, все свидетели, которые сообщили о том, что у них похитили детей, солгали под клятвой!
— Вне всякого сомнения, если они обвиняют в этих похищениях меня. Почему я обязан что-то знать о них? Разве я сторож этим детям?
— Вот ответ Каина! — воскликнул Пьер де Лопиталь, в волнении поднимаясь с кресла. — Как бы то ни было, поскольку вы твердо отвергаете эти обвинения, мы должны допросить Анрие и Пуату.
— Анрие, Пуату! — затрепетав, вскричал маршал. — Уж они-то меня ни в чем не обвиняют!
— Пока нет, их еще не допрашивали, но вскоре доставят в суд, и, я уверен, они не станут лгать перед лицом правосудия.
— Я протестую против того, чтобы моих слуг привлекали как свидетелей обвинения, — заявил маршал, и зрачки его расширились, а борода приняла явственно синий оттенок. — Господин не должен зависеть от сплетен и наветов своих слуг.
— Значит, вы допускаете, мессир, что ваши слуги будут свидетельствовать против вас?
— Я требую, чтобы меня, маршала Франции и барона герцогства Бретонского, оградили от измышлений черни, и я отрекусь от своих слуг, если они возведут напраслину на своего господина.
— Мессир, сдается мне, что вас следует отправить на дыбу, иначе мы ничего от вас не добьемся.
— Вот как! Я обращаюсь к его светлости герцогу Бретонскому и прошу отложить рассмотрение дела, дабы я мог посоветоваться по поводу выдвинутых против меня обвинений, которые я отрицал и продолжаю отрицать.
— Хорошо, я откладываю слушания до двадцать пятого числа сего месяца, чтобы вы могли подготовиться и ответить на обвинения.
На обратном пути в тюрьму маршал встретил Анрие и Пуату, когда тех вели в зал суда. Анрие сделал вид, что не заметил маршала, а Пуату разрыдался. Маршал протянул ему руку, и Пуату преданно припал к ней.
— Помните, что я сделал для вас, и служите мне, как подобает верным слугам, — сказал де Рец.
Анрие с содроганием отшатнулся от него, и маршал прошел мимо.
— Я все скажу, — прошептал Анрие, — ибо у нас есть иной господин, кроме жалкого сира де Реца, к тому же скоро мы все предстанем перед Всевышним.
Президент приказал писарю вновь зачитать обвинительный акт, чтобы оба предполагаемых сообщников Жиля де Реца услышали, в каких преступлениях обвиняется их господин. Анрие зарыдал, затрясся и завопил, что расскажет обо всем. Встревоженный Пуату попытался помешать своему товарищу, заявив, что Анрие повредился в уме и все, что бы он ни сказал, окажется бредом сумасшедшего.
Ему велели замолчать.
— Я все скажу, — продолжал Анрие, — хотя страшусь поведать перед ликом Божьим обо всех ужасах, о которых мне известно. — И он указал дрожащей рукой на большое распятие над креслом судьи.
— Анрие, — простонал Пуату, хватая его за руку, — ты повредишь себе не меньше, чем господину.
Пьер де Лопиталь поднялся и торжественно окутал покрывалом образ Спасителя.
Анрие, с трудом поборов волнение, приступил к разоблачениям.
Вот их суть вкратце.
Окончив университет в Анжере, он получил должность чтеца в доме Жиля де Реца. Маршал проникся к нему симпатией и сделал его своим наперсником.
Когда сир де Ла Суз, брат сира де Реца, вступал во владение крепостью Шантосе, Шарль де Соен, побывавший в Шантосе, поведал Анрие, что обнаружил в потайном подземелье одной из башен трупы детей, обезглавленные или страшно изуродованные. Тогда Анрие подумал, что все это клеветнические домыслы сира де Ла Суза.
Некоторое время спустя сир де Рец вернул себе крепость Шантосе и уступил ее герцогу Бретонскому. Однажды вечером он вызвал Анрие и Пуату, а также некоего Робэна Малыша к себе в комнату; двое последних к тому времени давно уже были посвящены во многие тайны господина. Прежде чем довериться Анрие, де Рец взял с него торжественную клятву никогда не разглашать то, о чем он узнает. По принятии клятвы сир де Рец, обращаясь ко всем троим, сказал, что на рассвете представитель герцога вступит во владение крепостью от имени своего господина, но перед его появлением необходимо очистить некий колодец от детских трупов, а сами трупы надлежит сложить в ящики и переправить в Машкуль.
Анрие, Пуату и Робэн Малыш, прихватив с собой крюки и веревки, отправились втроем в башню, где находились трупы. Там они трудились всю ночь, вытаскивая полуразложившиеся трупы и укладывая их в три больших ящика, которые затем поместили на судно и отправили по Луаре в Машкуль, где впоследствии сожгли.