чтобы расти ему в ответ.
Перевод Б. Пастернака
XXXII. СЛОВА ПЕРЕД СНОМ
Я хочу баюкать кого-то,
у кого-то и с кем-то быть.
Я хочу тебе спеть негромкое что-то
и с тобой во сне твоем плыть.
Я хочу быть единственным в доме,
кто знал, как мерзнут цветы.
И слушать, как шепчут в дреме
созвездия, листья и ты.
Часы окликают ночной покой,
и время видимо все до дна.
И по улице кто-то идет чужой,
чужую собаку лишая сна.
И вновь тишина. И мой взгляд
держит тебя во сне,
возносит, и опускает назад,
лишь что-то дрогнет в окне.
Перевод В. Куприянова
XXXIII. ОДИНОКИЙ
Я — словно мореход из дальних стран,
а косный быт туземцев неподвижен.
Их день стоит, как круглый столб
у хижин,
а мне глядится в очи океан.
Мир, необжитый, как простор луны,
под черепом моим давно таится.
Их чувства одинаковы, как лица,
а их слова давно заселены.
Мои предметы, словно чудеса,
непостижимы их обычной вере.
Все эти вещи прыгали, как звери,
а здесь у них отнялись голоса.
Перевод Г. Ратгауза
XXXIII. ОДИНОКИЙ
Как странник, в дальних плававший морях,
живу я в мире тех, кто вечно дома.
Здесь дни стоят, как чаши на столах,
а мне лишь даль подвластна и знакома.
Нездешний мир проник в мои черты,-
пускай пустынный, неподлунный, смутный,-
но здесь, у них, все чувства обжиты
и все слова привычны и уютны.
Со мною странные пришли сюда
из стран заморских вещи-пилигримы:
там, у себя, они неукротимы,
а здесь сгореть готовы со стыда.
Перевод А. Карельского
XXXIV. ВОСПОМИНАНИЕ
Ты ждешь, что одно мгновенье
безмерно жизнь удлинит,
разбудит в камне движенье,
свяжет тонкие звенья,
глубины твои отворит.
Книги в шкафах стеклянных,
золото их в пыли,
ты грезишь о прошлых странах,
о лицах, словах, обманах
женщин, что вдаль отошли.
И вдруг осеняет, что это
в прошлом. И пред тобой, как судьба,
давно забытого лета
виденье, страх и мольба.
Перевод В. Куприянова
XXXV. ОСЕНЬ
Листва на землю падает, летит,
точь-в-точь на небе время листопада,
так падает, ропща среди распада;
и падает из звездного каскада
отяжелевшая земля, как в скит.
Мы падаем. И строчки на листы.
Не узнаю тебя среди смещенья.
И все же некто есть, кто все паденья
веками держит бережно в горсти.
Перевод В. Летучего
XXXVI. ПРЕДЧУВСТВИЕ
Я с напряженностью флага вдаль устремляюсь.
Влага бури дальней мне внятна, и я с этой
бурей сливаюсь,
в то время, как все, что внизу, дремлет, не веря:
двери мягки в движеньях, в каминах ровное
тленье.
окна не дребезжат, и пыль еще тяжела.
Но я уже ведаю бурю, во мне, как на море,
мгла.
И я растворяюсь, как бездна, и падаю в свой
поток,
и на гребне своей волны вижу, что одинок
в огромной буре.
Перевод В. Куприянова
XXXVII. ВЕЧЕР В СКОНЕ
Парк высоко. И словно бы из дома
я выхожу, дорогу узнаю
в просторный вечер, в распростертый
ветер.
Вдоль облака иду и водоема,
и мельницы, плывущей на краю
небес, среди которых я сегодня
не более, как вещь в руке господней,
быть может, наименьшая.
Взгляни,-
все это разве небеса одни?
В разливах зыбких белизны и черни
блаженная всплывает синева,
а поверху, приметное едва,
почти неразличимое свеченье
огня закатного,
чудесный строй,
что держится и движется собой,
творящий в непонятном распорядке
фигуры странные, крыла и складки,
и, наконец, врата, в такой дали,
какую птицы знать одни могли.
Перевод В. Полетаева
XXXVIII. ТРИ ВОЛХВА
ЛЕГЕНДА
В краю, где ветер и песок,
господь явился нам;
так жатвы наступает срок
налившимся хлебам,-