Еще одно достоинство этой книги – возможность проследить эволюцию мотивов его поэзии; например, обращает на себя внимание постоянное возвращение Лосева к собственному имени/псевдониму («Левлосев не поэт, не кифаред», «Вы Лосев? Нет, скорее Лифшиц», «я Lev Loseff», «лифшиц тоже обещал заглянуть», «Ну, что ты цепляешься к Леше» и т. д., примеры можно множить). Никита Елисеев в послесловии к книге пишет: «Лев Лосев – один из лучших поэтических псевдонимов, мне известных. Начать с того, что имя ЛЕВ вписано в фамилию ЛосЕВ. Является, так сказать, ОСью фамилии». Вероятно, это было очевидно и самому Лосеву, а частое возвращение к этому псевдониму – примета одной из ключевых проблем лосевской поэзии: проблемы самоидентификации.
Владимир Гандельсман. Видение. СПб.: Пушкинский фонд, 2012
Одна из самых цельных поэтических книг за последнее время выросла, насколько можно судить, из цикла «Жизнь моего соседа». В книжном варианте прямое указание на «моего соседа», на другого, снято: знаменательный антижест, который говорит, что Другой у Гандельсмана может быть и Мной (зазор между ними смыкается не всегда: пишущий отстранен от того, чьи слова он записывает, например в одном из первых стихотворений – «По досточке»). Стихотворение за стихотворением проявляется образ человека, с его биографией и переживаниями, кротостью и достоинством. Очевидный гуманистический посыл книги: «Боль, любовь и неловкость, преодоление быта, другое „я“– за вашей стеной». Не могу не процитировать целиком – одно из лучших стихотворений последних лет:
Олег Григорьев. Красная тетрадь: Рукописи 1989–1991 гг. / Сост., коммент. и вступ. ст. А. А. Скулачева. СПб.: Красный матрос, 2012
В 1993 году вдова Олега Григорьева выбросила оставшиеся от него рукописи. Одну тетрадь спас от гибели сосед поэта Герц Фрид, а его внучка в 2007 году отнесла эту тетрадь в издательство «Красный матрос». Молодой филолог Антон Скулачев, изучающий творчество Григорьева, подготовил рукопись к печати, снабдив конъектурами и комментариями.
«Красная тетрадь» скорее «лаборатория поэта», чем чистовик. Цельных, более-менее завершенных произведений здесь немного: поэма «Циркачи», не уступающая таким известным вещам Григорьева, как «Футбол», несколько разрозненных четверостиший и рассказов, а также цикл «Из дома, из семьи», продолжающий традиции григорьевского черного юмора. Прочее – конспекты «Одиссеи», наводящие на мысль о том, что Григорьев собирался заняться пересказом для детей гомеровской поэмы, и нечто вроде записной книжки, где выписки из газет («2003 г. кончается Эра Рыбы и нач. Водолея») чередуются с набросками к «Циркачам». Рукопись печатается факсимильно – постранично с расшифровкой на противоположной странице. Книгу дополняют воспоминания григорьевских приятелей о последних днях жизни поэта – чтение довольно жуткое – и последние его прижизненные фотографии (тоже тяжелое зрелище). «Красная тетрадь», конечно, не меняет общего представления о поэтике и биографии Григорьева, но обогащает его.
Фаина Гримберг. Четырехлистник для моего отца: Стихотворения / Предисл. В. Iванiва. М.: Новое литературное обозрение, 2012 [3]
3
Более подробный текст о «Четырехлистнике для моего отца» – на с. 447–461 настоящего издания.