— Вы Олег Михайлович Лунин? — повторила она, заметив как пить дать, что он впал в ступор. — Вы тренер? Не возьмете моего мальчика? Его зовут Сережа.
Оказывается, вот в чем дело. Мальчику Сереже понадобился бокс. Обычно мальчиков в секцию бокса приводят папы, после долгих пререканий с мамами. Может, папы нет?
— Возьму, — одними губами ответил Олег, восприняв довольно рослого Сережу лишь как неясный силуэт. — Завтра к пяти. Средний вес.
— Он очень увлечен боксом. Я, собственно, еще колеблюсь. Это не опасно?
Она колеблется. Лотос, качнувшийся на волне от тихой лодки. Стебель цветущего папируса, колеблемый затаившимся ибисом. Мотылек, неосторожно пролетевший над опахалом любимой жены фараона. Колеблется она. А вдруг не придет, не приведет своего Сережу?
— Не опасно. Это же дети. Я слежу. У нас главное пока — физическая подготовка, ну и наработка кое-каких навыков. Это не опасно.
— Мы придем. Завтра.
И обернулась, вспомнив о важном:
— Меня зовут Галина Альбертовна Тугарина. У Сережи такая же фамилия.
Галина Альбертовна, значит. Галина. С этим придется смириться, свыкнуться. Лучше бы Исида, или небесная Нут, или Баст — богиня кошек, или. Да ладно, он ведь тоже не Осирис, и не Ра, и не Анубис. Когда-то в подростковом возрасте он ненадолго увлекся Египтом, побывав в Эрмитаже на выставке артефактов из гробницы Тутанхамона, и наперечет знал весь древнеегипетский пантеон и даже некоторые иероглифы. Он даже выцарапывал послания богам на древнеегипетском языке на стенке многострадальной котельной (чего там только не было, на этой стенке, большей частью неприличного).
Олег заморгал ей вслед: три коротких взмаха ресниц, три длинных, три коротких. Она обернулась, скосив длинный агатовый глаз. Розовый цветок орхидеи дрогнул и, затрепетав, раскрылся в прощальном приветствии. Черное каре всколыхнулось в повороте, и она — Исида, Баст, Нут — удалилась, исчезнув в запутанных, как в пирамиде, коридорах спортивного центра.
Событие, которое Игорь Борисович назвал фестивалем африканской музыки, на самом деле было гораздо более масштабным. Это был пятидневный фестиваль культуры Черной Африки, на который съехалось огромное количество музыкантов, танцоров, ремесленников и вроде бы даже колдунов из ближних и дальних уголков Африканского континента. Они собирались заранее, дня за три до начала большого парада на стадионе, и ставили свои палатки и тележки прямо на улицах, и Триполи пел, гудел, визжал, содрогался от ритмичного топота и барабанного боя, звенели бубенчики и бусы, блестели браслеты, пестрели ткани и ряды сложно уложенных — раковинками, розетками, змейками, корзинками — косичек. Михаил Александрович и не подозревал, сколько оттенков может быть у черного и коричневого цветов. Мелькали темно-оливковые, золотисто-каштановые, медно-бурые лица, лица цвета маковых зерен и крепко заваренного кофе, лица цвета черного жемчуга, сургуча и молочного шоколада. Лица раскрашенные и татуированные, в обрамлении меди и золота, слоновой кости и перьев попугая.
На тележках и на ковриках, а то и прямо на земле раскладывались разнообразные предметы для дарения, продажи и обмена: статуэтки из глины и дерева, музыкальные инструменты, украшения, затейливо сплетенные корзинки, посуда и куски ткани с набивными узорами. Глаза разбегались. Хотелось все потрогать, погладить, повертеть и приобрести.
Михаил Александрович, рискуя получить в лучшем случае предупреждение за нарушение правил поведения за границей, махнул на все рукой и гулял один, не присоединяясь ни к одной из сложившихся компашек. Он ни с кем не приятельствовал, отношение к нему со стороны обитателей миссии было почему-то прохладным, что его несколько удивляло, но не расстраивало. Михаил Александрович, побродив по гудящим, как улей, улочкам, быстро понял, что продается далеко не все, а только то, к чему продавец не испытывает особо теплых чувств. Все, что нравилось, все, с чем существовал таинственный контакт, все, что обладало собственной доброй и иногда и недоброй, зловещей, аурой, все, во что при изготовлении была вложена часть души, все это обменивалось, пусть даже на ерунду вроде носового платка или авторучки, или чаще дарилось.
Владелец мог и отказаться передать в чужие руки свое изделие, если по каким-то признакам определял, что оно не должно оказаться в руках того, кто на него претендует. Так, Михаилу Александровичу отказали в приобретении медного браслета — изукрашенной мелкими осколками разноцветных камешков змеи, кусающей себя за хвост. Змея больше была похожа на венок и очень понравилась Михаилу Александровичу. Негритянка преклонных лет, кутаясь в покрывало с узором из рыб, отрицательно помотала головой и отложила змейку подальше, а Михаилу Александровичу протянула отполированную деревянную статуэтку, изображающую поджарого и мускулистого, как пантера, зайца с широкими и длинными ушами, лежащими на спине, и подчеркнуто раздвоенной верхней губой.