– Слышь, помоги подняться!
И я, конечно, помог. И тоже фамильярно сократил дистанцию наших отношений:
– Слышь, Юра, а почему ты Цезарь?
– Ну, понимаешь, это мой любимый актер, – сказал он и рассмеялся. Его смех чем-то напоминал хохот автора «Синего вина» из моего детства. Очень уж громко смеялся Юрий Цезарь. Оказалось, он действительно думал, что Цезарь – это имя киноартиста. К чему тогда смеяться? Юра ездил на своем троне по Майдану, накинув на плечи украинский флаг.
– Я приехал в Киев чинить скутер, – скутером он называл свой автономно передвигающийся мини– трон, – ну и решил остаться. Меня взбесило то, что менты избили семнадцатилетних пацанов. Теперь пусть меня изобьют. На все воля Божья. Будем стоять до победы.
У Юры была и собственная мотивация участия в революции. Личная.
– Я был владельцем небольшого магазинчика в Евпатории. И вот его у меня отобрали. У меня и моего друга. Побили нас сильно, – весело рассказывал он, проезжая мимо котлов с борщами и кашами.
Хитрая улыбка не сходила с Юриного лица. Его друг, тернопольский паренек, подошел к нам и, пожав руку, восторженно заметил:
– Юрко реально заводить. Ми серйозно сиділи біля бочки з дровами цілу ніч з ним. Він підбадьорював людей. Чуваки, кажу, з ним весело! Йому завжди потрібна допомога, але ми хлопці ніби не горді. Допомагаємо.
И вместе с таким же, как и он сам, юным майдановцем взял под руки Цезаря и спустил его на землю. А рядом проходил долговязый революционер с охраной, которому вскоре история найдет место в премьерском кресле.
– Эй, Арсений, как вас там? Петрович! – закричал Юра. – Я за вас голосовал!
«Вот как, – отметил я про себя, – со мной на “ты”, а с Петровичем так на “вы”».
Длинный, как жердь, Арсений Петрович был вынужден присесть на корточки рядом с инвалидом, чтобы его глаза оказались на уровне Юриных.
– Я за вас голосовал, – повторил Цезарь и без пауз и стеснения добавил: – А можно ваш телефон?
Яценюк смутился, но быстро нашелся:
– Ты знаешь, Юра, мой номер у охранников, я его… эээ… не помню, они его… эээ… тебе дадут.
– И ты, ты дай, – сказал Цезарь, повернувшись ко мне.
Я, в отличие от Петровича, свой номер помнил. Пришлось сообщить настырному инвалиду свои контакты.
Майдан кипел весельем, которое бурлило вокруг инвалида.
– О, глянь, сколько жира! – смеялся Юра, вдыхая аромат борща.
– Ти спробуй, друже, який смачний! – протягивал хозяин казана огромную ложку безногому Юре.
– Слава Украине, – вместо благодарности пробормотал Юра, проглатывая борщ, и у него получилось что-то вроде «Слава Украины».
– Ні, друже, правильно не «Слава України», а «Слава Україні».
– Та я знаю, знаю. Просто борщ у тебя очень вкусный. Героям слава!
– Ну, тепер вже молодець! – похвалил Юрка повар.
Мягкий пластиковый стаканчик со свесившимся через борт хвостом чайного конверта обжигал руки. Над каменным архангелом поднимался дым.
Юра подкатил к палатке с надписью «Донецк» и остановился возле бочки. Веселый огонь бился в ней, облизывая сломанные ножки старого стула. Невысокий средних лет человек подбрасывал в бочку дрова и, вглядываясь в причудливую игру огня и холода, мечтательно улыбался своим мыслям.
– Это Толя! Из Донецка! – крикнул Цезарь, даже не глядя на меня. – Привет, Толя, как дела?
– Да ничего, нормально, – сказал Толя, продолжая улыбаться. Что-то очень хорошее и честное было в его улыбке.
– Он из Донецка, – сказал мне Цезарь так, словно открывал страшную тайну Толиного происхождения. – Он герой! Бросил все, и теперь ему назад дороги нет. Там же все бандиты, в этом Донецке, ну, ты знаешь.
Толя тихо, но настойчиво перебил его:
– Ну, во-первых, бандиты там не все. У нас очень хорошие люди. Вся палатка из Донецка, тридцать человек. А во-вторых, какой я герой? Просто хочу жить честно и хочу, чтобы всем жилось лучше. Как-то так. А закончится Майдан, вернусь в село.
– В какое село?
Для Юры это была новость. Человек из Донецка живет в селе. Цезарь думал, наверное, что в Донецке все шахтеры. «Вышел в степь донецкую», и все такое.
– Я же из-под Опытного, там земля моя, трактор. Там дед мой еще пахал.
– Так ты донецкий колхозник, значит? – Даже в том, как Юра удивлялся, сквозила беспардонность, которую собеседник мог счесть оскорбительной. Но Толя нисколько не возмутился, а еще больше улыбнулся.
– Да, Юра, именно так. Донецкий колхозник.
– Ну, бывай, колхозник, – попрощался с ним Цезарь и величаво двинулся на своем троне дальше по Майдану.
Я глядел на Юру и думал о том, что с ним будет, когда он вернется к себе в Евпаторию. И сможет ли вернуться на дедовскую землю донецкий колхозник Толя?