— Оджи-сан! — пытается сделать возмущенный вид Харуо, но тут же боязливо втягивает голову в плечи под давящим взором гиганта.
Однако, даром эта эскапада не проходит.
— То есть, вы считаете, оджи-сан, — почти равнодушно роняет слова рослый пятнадцатилетний парень, — Что моя гарантия Такао, что он станет как минимум выдающимся гражданином Японии, значит меньше, чем способ бездарно потратить всю свою жизнь в тренировках и рукопашных боях, с риском для здоровья? Не дав этому миру ничего стоящего?
— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь! Никогда не имел! — прорывается гнев старого человека, сжимающего свои огромные мозолистые кулаки. А те действительно могут внушить оторопь и почтение — у Горо не кулаки, а огромные кувалды, окутанные толстой крепкой кожей и с настолько набитыми костяшками, что эти полусферы скорее напоминают копыто, чем мозоль.
— Как и ты, оджи-сан, не имеешь ни малейшего понятия о жизни, — в голосе Акиры отчетливее слышится пренебрежение, — Всё, что тебя интересует, это твоё додзё и ваши драки. А также талантливые ученики, способные воспринять больше, чем твои обычные остолопы. Но их нет, поэтому ты и приходишь к нам каждый месяц, излить свою горечь по этому поводу. А в нас, своих единственных внуках, видишь лишь испорченные заготовки, не годные ни на что… для тебя. Эгоист. Дуболом. Фанат мордобоя.
— Это — не жизнь⁈ — грохочет, медленно вставая, Горо. Попутно от скидывает верх кимоно, обнажая торс. Японец не просто мускулист, в его теле ни капли жира, ни сантиметра обвисшей кожи. Налитая злой тугой мощью грудь, бицепсы размером с талию Акиры, толстые, почти как его же бедра, запястья. Воин, богатырь, титан.
— Старое мясо, посвятившее всё своё время совершенствованию своего старого мяса, — очень грубо резюмирует обнажение родственника Акира, — Бессмысленная трата жизни.
Ответ неимоверно дерзок, прям и жесток. Настолько, что бедные родители наглеца аж синхронно сжимаются, хватая друг друга в охапку, а огромный старик чуть съеживается, начиная аж натужно кашлять от такой наглости. Харуо чувствует, что его мужская гордость втягивается внутрь тела, а волосы на коже, наоборот, восстают все до единого. Сейчас будет беда…
Но нет, её не случается. Просто его грозный сын и пугающий дед его жены начинают свой ожесточенный спор. Рёв старого медведя и ледяные реплики железобетонно уверенного в себе юнца. Логика против боевого духа. Как и каждый месяц до этого, наверное, с тех пор как Акире стукнуло шесть. Тогда, на его день рождения, который они с Ацуко еле уговорили сына отпраздновать, явился Горо, собиравшийся чуть ли не силком утащить внука в своё додзе. И утащил, чего уж тут. Они с женой ничего не смогли сделать! Но затем, спустя несколько часов, старший Кирью вернулся. Взбешенный до невозможности, красный как рак, с топорщащимися волосами, он почти уронил невозмутимого Акиру на пол прихожей, а потом исчез быстрее мимолетного видения.
С тех пор и идёт война, в которой вся семья Кирью на стороне Акиры. Только очень тихо и про себя, потому что в отличие от их железного ребенка, сам Горо внушает своей внучке и ее мужу чистейшей воды страх. Когда разозлится, естественно. Вот как сейчас.
Акира гений и холодный логик, он приводит неоспоримые доводы о том, что ни ему, ни его младшему брату жизнь, которую ведет их дед, не нужна. Что она однообразная, рискованная и совершенно бессмысленная, учитывая технологический уровень страны Восходящего Солнца. Всё это, бесспорно и верно, но тут есть один нюанс — Акире Кирью всего пятнадцать лет.
Горо же Кирью очень много лет является немалых размером знаменитостью в не таких уж и узких кругах общества. Даже больше можно сказать, он был признан как мастер боевых искусств задолго до того, как Ацука и Харуо вообще появились на свет! Даже их родители! Более того, старик является основателем известного додзё «Дзигокукен», от чего отвык слышать возражения еще в те времена, когда они, родители Акиры, сосали сиськи своих матерей. Этого бы уже хватило, чтобы старый воин и молодой гений не находили никакой почвы для примирения. Но было кое-что еще.
Горо Кирью, человек-гора, Кулак Грома, только выглядел как неимоверно крепкий и сильный старик лет семидесяти. На самом деле рычащему сейчас лютым медведем на парня колоссу уже стукнуло сто двадцать семь лет. Для Ацуко он был дедом только по документам. На самом же деле, его любимой и дорогой жене этот разъяренный мышечный холм приходился прадедом. Угробившим, кстати, её деда и отца на своем Пути. Точнее, тренировавшим, а угробились они потом сами. И вот когда Акира приводит этот аргумент…