Так Ко и сказала комиссару Милодару, когда тот ворвался в спальню и набросился на нее с упреками и обвинениями.
— А почему я должна вам сочувствовать? Вы думаете, что я желаю помочь вам сохранить ваше начальственное место? — жестко спросила девушка. — Да пускай вас гонят! Может быть, вместо вас придет человек с нормальным горячим сердцем, а не мороженой сосиской в груди.
— Вы забыли, — холодно ответил комиссар. — У меня в груди сейчас ничего нет, потому что я — только голограмма комиссара. А сам я сейчас сижу в подземном бункере и управляю всей операцией.
— Ах, как это на вас похоже! — воскликнула Ко и резким движением головы откинула назад длинные русые волосы. Она схватила себя сильными тонкими пальцами за локти, как бы обнявши свой стан. Плечи под утренним халатиком были такими хрупкими, будто норовили прорезать косточками материю. Милодару даже стало жалко девушку. Но он тут же отогнал это лишнее чувство.
— Итак, — произнес комиссар, осматривая постель Вероники, сложенную в лучших традициях так, чтобы заглянувшему проверщику казалось, что обитательница ее спит, накрывшись с головой. — Не умеем работать, не умеем…
Он обернулся к Ко и спросил ее мягко, по-товарищески:
— Давай, чего уж тут, рассказывай, как и куда они смылись.
— Неужели их еще не поймали? — удивилась Ко.
— Их еще не поймали, Ко. Поэтому ты сейчас мне честно расскажешь все, что тебе известно.
— Это угроза?
— Клянусь тебе — ничего подобного! Я сам предпочел бы, чтобы влюбленные удачно убежали и скрылись на Марсе. Но скажи, веришь ли ты в это? Веришь ли ты в любовь в шалаше?
— Пускай попробуют, — ответила Кора. — Каждый человек имеет право попробовать свое счастье на зуб.
— Ну, что ж… Ладно, Кора, крики и угрозы я приберегу для тех идиотов, которые по долгу службы должны были беречь Веронику. Ты же расскажи мне то, что считаешь нужным рассказать.
— Что бы я ни рассказала, — ответила Кора, — вы повернете так, что Веронике будет плохо.
— Девочка моя, ты не совсем представляешь себе, что происходит. Ведь бегство Вероники и Артема — событие чрезвычайной важности. По нашей, полицейской терминологии — событие третьего-б разряда. На уровне землетрясения. Помимо этого, побег — плевок в лицо службе безопасности, для которой его подготовка была известна заранее.
Ко не глядела на Милодара, она все крепче сжимала себя пальцами, словно хотела заглушить боль.
— Ты не можешь даже нечаянно повредить подруге.
— Не только это, — сказала Ко.
— Что же, если не секрет?
— Вы будете смеяться надо мной.
— Нет, я не буду смеяться. Я редко смеюсь.
— Мне некому признаться, кроме вас…
— Признавайся.
Ко подняла голову и широко раскрыла синие глаза.
— Комиссар, — сказала она. — Я ужасно люблю Артема. Я так влюблена в него, что готова ради него прыгнуть с обрыва.
— И как тебе удается это скрыть?
— Он любит Веронику, — твердо сказала Ко. — Даже если бы он сейчас изменил свое мнение, я бы отвернулась от него.
— Для меня это слишком сложно, — ответил комиссар. — Если я кого-нибудь полюблю, то выцарапаю из чужих рук!
— Даже если это будет ваш брат?
— Разумеется! Зачем же моей возлюбленной всю жизнь мучиться с братом, когда она может любить меня?!
— И если это будет ваш друг?
— Даже если друг… — Голос Милодара дрогнул. Глаза заволокло воспоминанием. Чутким сердцем Ко поняла, что прошлое комиссара омрачено какой-то историей такого рода.
— А впрочем, — произнес комиссар, — каждый живет как может, и никогда нельзя сказать заранее, что принесет дивиденды, а что тебя разорит.
Кора промолчала.
Комиссар сказал:
— И все же расскажи мне, что произошло здесь вчера вечером.
— Ничего. Она мне ничего не сказала.
— Неужели ты благополучно проспала побег? И не помогла?
— Зачем ей моя помощь?
— Как же он утащил ее, если мои люди клянутся, что следили за ней до двери туалета?
— Значит, надо проверить окно туалета.
— Я там был. Туалет на третьем этаже.
— Даже тысячу лет назад были веревочные лестницы.