А потом устроили собрание, и начальник тех «товарищей» выступил с речью: «Мы недовольны поведением артистов». А при чем здесь мы, если нам все это хотели подарить? Особенно плохо, как оказалось, вела себя Уланова. Я вздрогнула: у Галины Сергеевны было семьдесят концертов, ее затаскали до полусмерти! И при этом не платили ничего, кроме командировочных.
Вина Улановой заключалась в том, что она все-таки приняла в дар от жены одного из руководителей компартии Китая шубу – и не беличью, а с дорогим мехом. Галина Сергеевна была у нее в гостях, и та накинула на нее шубу, потому что было очень холодно, а отопление не включали. И вот на собрании Улановой устроили порицание, а всем нам объясняли, как надо себя вести за рубежом советскому человеку. Я бросила потом какую-то реплику по этому поводу. И мне это зачлось однажды. Что делать, сталинские времена…
Подарок от ветеранов
– Я максималистка. Так определила меня актриса Лидия Сухаревская. Сейчас понимаю: реже надо было проявлять свой максимализм, – больше могла бы чего-то сделать. Но что об этом говорить сейчас?..
Недавно я посмотрела документальную передачу Эльдара Рязанова (документалистика вообще очень интересует меня сегодня) о музыкантах, работающих в подземных переходах. Великолепно играл ансамбль, пели дети, одна актриса замечательно исполняла цыганские песни. Меня эта передача потрясла, я увидела в ней чаплиновскую тему.
У Чаплина есть фильм. Герой, в прошлом звезда, приносившая студии огромные доходы, становится калекой и вынужден выступать в заурядном кафе. И вот за столик в этом кафе случайно садится его бывший импресарио. Когда импресарио увидел, в какой обстановке исполняет тот свои куплеты, он надвинул шляпу на глаза. Чаплиновский герой почувствовал это смятение, и говорит: поднимите голову, меня не надо стыдиться, – это моя профессия, и я честно зарабатываю свой хлеб.
Эта история для меня самой стала каким-то символом. Ведь после расставания с Пырьевым я не могла устроиться на работу, меня перестали снимать, и осталась единственная возможность – участие в сборных концертных программах. Часто приходилось выступать на огромных открытых площадках. Но разве это постыдно? Хотя вокруг говорили: ну, дошла Ладынина – босиком, в дождь бегает по стадиону. А у меня есть фотография, которая мне безумно нравится: эстрадка в центре стадиона, дождь, зрители (тысяч пять-шесть человек) сидят с зонтиками, а мы с партнерами разыгрываем сцену из фильма «Богатая невеста». Это было таким наслаждением! Главное – я не осталась в бездействии.
Так что я не считаю труд людей, которые поют в переходах, чем-то недостойным. Уверена, если я пойду в подземный переход и запою: «Каким ты был…», то мне подпоют и я заработаю свое. Это, конечно, образное сравнение, но клянусь вам, я не сочла бы такое выступление для себя унизительным.
Совсем недавно мне позвонили ветераны клуба имени Горбунова и пригласили в гости. В этот день им должны были показывать фильм «Свинарка и пастух». Правда, они были уверены, что я откажусь к ним ехать, поскольку выступать надо было бесплатно. А я сказала, что счастлива получить их предложение. Эти люди знают, что такое военные годы, что такое жизнь. Какое чудесное у нас было общение после фильма, какие заинтересованные лица я видела в зале, и как все жалели, что наступило время прощаться…
Когда меня привезли домой, я получила целлофановый мешочек. Мне его дали со словами: «Извините, что мы так выражаем свою благодарность, хотелось сделать вам приятное». В этом мешочке были вафли и печенье. Я с наслаждением пила чай с этими вафлями, а сейчас хочу угостить вас этим апельсиновым печеньем.
«Хэлло, Мэри!»
– Всю жизнь я философствовала, разбиралась в себе, – может, и осталась поэтому так одинока. Однажды сделала психологическое открытие: оказывается, когда любишь, это еще не значит, что человек тебе нравится. Можно любить и тех, кто тебе не нравится. Я вот обречена на то, что должна любить своего внука. Когда он только начинал говорить, я его предупредила: «Не зови меня бабушкой, – бабушки обманывают, когда говорят, что это им нравится. То, что я твоя бабушка, – и так факт. А ты зови меня «тетя Марина». Он бежит ко мне навстречу: «Я буду звать вас Мариной Алексеевной». Так и зовет по сей день. Папа звал меня «Маней», и вообще у меня было много разных прозвищ. Однажды внук, еще маленький, гулял и услышал, как меня назвали «Мэри». Я сама это придумала (я же остряк!): «Все, надоело быть Мариной. Хочу быть Мэри». Друзья смеялись-смеялись, а потом привыкли. И в Театре киноактера меня некоторые так звали. А Нонна Мордюкова, с которой мы любили играть в карты (она приходила ко мне домой), смеясь, называла меня «Мэричкой»… В общем звоню я на следующий день внуку и слышу: «Хэлло, Мэри!»…