– Алла Сергеевна, вы по-прежнему часто бываете в Ялте?
– Да. Каждый год. Правда, Ялта изменилась, Ялта впитала в себя весь этот западный мусор. А Дом актера остался, потому что там дорого и мало кто живет. Я обычно приезжаю в конце сентября или в мае, там практически никого нет. Приезжаю с собачкой, мне там очень нравится, намного больше, чем ездить куда-то далеко.
– Знаю, что вы не любите отмечать дни рождения. Почему?
– У меня было, видимо, очень одинокое, трудное детство. Никто не отмечал мои дни рождения, я не помню ни одну елку. Я не помню праздников, подарков, я не помню любви, которая вообще в детстве должна быть. Не помню, чтобы меня тискали, обнимали, целовали. Хотя помню отца. Помню, в годик я пошла первый раз сама через комнату – к нему. Помню, как он меня подхватил… Видимо, он меня очень любил, я так чувствую. Но он рано погиб. Вот это единственное объятие и любовь, которые я помню.
– А позже, в студенческие годы, уже не возникало потребности в праздниках?
– Нет. Я довольно рано ушла из дома, снимала углы, комнаты, квартиры. Мое одиночество и аскетизм, видимо, уже не переделать. Сейчас я иногда так жалею, что обделена была в детстве любовью, праздниками, подарками. Но время невозможно повернуть вспять.
– Алла Сергеевна, на мгновение еще вернусь к Ялте, которая для вас все-таки остается праздником. Я хорошо помню нашу с вами прогулку в горах. Знаете, что меня поразило тогда? То, с какой легкостью вы взбирались в гору. Вы были вся в белом, такая воздушная, летящая. Я уже устал идти, а вы шли быстро, стремительно и так изящно опирались на зонтик. Как символ: вот так с легкостью преодолевать любые трудности.
– Сейчас стало сложнее, но тем не менее я каждый год туда поднимаюсь. Понимаете, это все не специально. Я помню, как в Греции меня и Диму Певцова один человек из посольства повез в Микены. Там есть могила Клитемнестры, и ворота, где сидела Электра и ждала Ореста. А наверху, на горе, есть средневековый замок. Мы всё осмотрели – и могилу, и эти ворота и пошли наверх. Посольский человек сказал: я не пойду – и сел в кафе. Дима дошел до середины горы, а я до конца. Потому что любопытно – а что там за замок? Любопытство – это самая активная движущая сила: сыграть роль не так, как до тебя играли, ринуться в какую-то киногруппу, хотя не знаешь результата и может получиться плохо. Но любопытство – а вдруг хорошо? Любопытство написать книгу. Любопытство иногда поговорить с совершенно незнакомым человеком. Хотя я неразговорчивый человек, скажу честно. Любопытство и чувство долга – вот две вещи, которые во мне сидят.
– Я с удивлением узнал, что Андрей Тарковский хотел вас снимать в «Солярисе», а ему запретили. Что случилось?
– На Неделе советских фильмов в Италии на пресс-конференции после фильма «Шестое июля» я, видимо, сказала что-то не то, что нужно было, и правительственный чиновник меня отчитал. А я тоже резко ему ответила. Потом руководитель Госкино Баскаков вызвал меня в кабинет и стал учить, что говорить и чего не говорить, я и ему сказала то, что думала. И попала в какие-то черные списки. Но думаю, это не из-за моих высказываний, а потому что я, как писали местные газеты, «переиграла Ленина».
– Это в фильме «Шестое июля»?
– В «Шестом июле», да. Всегда отрицательная роль интереснее и ярче, чем положительная. И мне перестали давать главные роли, потому что я якобы тяну одеяло на себя. Немецкий режиссер Конрад Вольф хотел меня снимать в роли герцогини Альбы в «Гойе» с Банионисом. У него была хорошая идея, мне она очень нравилась: что Гойя стал другим художником после встречи с герцогиней Альбой, после этой любви, разрыва и так далее. И что серия «Капричос» Гойи появилась после этой встречи, что Гойя открыл в себе другой талант. В итоге Конрад Вольф взял Оливеру Вучо, югославскую актрису, очень плотскую. Хотя герцогиня Альба, если судить по картинам Гойи, совершенно иная. И вся история пошла совершенно в другом направлении.