Троллингер слегка поерзал в кресле.
– Может, он дал распоряжение своему банку? Я, право, об этом ничего не знаю. В тот день… в тот день, когда господин Мартинели отправился в больницу, его посетил представитель банка кантона Женева.
– В банке знали, что он умирает?
– Надо полагать.
Поражало, что доктор Троллингер – человек, судя по всему, далеко не робкого десятка – безропотно и скромно перенес этот своеобразный допрос.
Граф поднялся с кресла.
– Не провожайте, доктор. И большое спасибо за рассказ. Я все перескажу госпоже Шафер, думаю, она останется довольна. И ее долг по отношению к знакомому – уверяю вас, она питала к господину Мартинели самые добрые чувства и сожалеет о его безвременной кончине – можно считать выполненным.
Троллингер поднял глаза на гостя.
– Я не совсем понимаю, – произнес он, – как они встретились. По тому, что говорил Мартинели, и насколько я сам это знаю, уже в Шпице он страдал от слабости. Я хочу сказать, что он безвылазно сидел дома.
– Случайность! – ответил Граф. – Госпожа Шафер любит гулять. Ее любимый маршрут пролегает через владения старого Мартинели – оттуда прекрасный вид на озеро Тун. А ваш пациент летом часто отдыхал в саду…
Троллингер встал и проводил Графа до дверей квартиры. Расстались они вежливо.
Когда Граф покинул здание, врач поспешно прошел в эркер, слегка отодвинул пыльную занавеску и проследил за поздним посетителем. Убедившись, что тот завернул за угол дома, Троллингер метнулся в спальню – оказалось, он в состоянии двигаться легко и быстро. Потом он вернулся, напялив шляпу, и торопливо засунул какой-то пакет в карман куртки.
Стремительно выскочив из дома, доктор забрался в старушку-«мартини» и, резко тронув с места, покатил на запад. За рулем сидел вовсе не тот флегматик, который только что беседовал с Графом: лицо Троллингера кривилось от ярости и тревоги.
Машина свернула на Кирхенфельд, обогнала Графа и, обдав его пылью, оставила позади. А тот, не глядя по сторонам, сосредоточенно шагал к трамвайной остановке, наклонив голову и засунув руки в карманы.
Глава 7
Кровавый вечер
Граф добрался до трамвайной остановки и, постояв минут десять, дождался подходящего номера – ему хотелось поделиться с Лидией новостями. Он не сомневался, что клиентка будет довольна.
Глядя на темную воду реки за окном, он прикидывал, что расскажет Лидии. Что, несмотря на огромную выдержку, выработанную за долгие годы, он почему-то встревожен и чего-то всерьез опасается? Что доктор Троллингер – умный человек, потерпевший жизненный крах?
Многое говорило не в пользу Троллингера. Он не стал бы скрывать, если бы его озадачила странная самоизоляция пациента. Но, похоже, доктор принял ее за данность и даже несколько упростил ситуацию. И к Шмиду он относился весьма благосклонно, что в корне противоречило мнению Лидии. Вряд ли доктор Троллингер не заметил того, что казалось если и не зловещим, то по крайней мере, примечательным в личности доверенного лица Мартинели…
Мозаика не складывалась. Разрозненные впечатления о действующих лицах этой трагедии – рассуждения о Троллингере, нервозность которого легко объяснялась вторжением какого-то чужака в его профессиональные дела, нелестное мнение Лидии о Шмиде, основанное на неясных ощущениях женщины, ничем не подтвержденная версия самого Графа о подчеркнутых в «Буре» отрывках, якобы относящихся к Шмиду и Мартинели, – громоздились кучей. В конце концов, Троллингер – уважаемый врач, хотя и несколько потрепанный жзнью. Он все еще числится в штате больницы Святого Дамиана. А неодобрительные высказывания о нем господина Вонгунтена, ночного дежурного врача, объясняются тем, что тот просто не любит тучных, неопрятных неудачников.
Кстати, доктор Троллингер не проявил неподобающего интереса к Лидии.
И тогда Граф решил, что ему нужно узнать побольше об этом пожилом враче, а для этого – заглянуть к всезнающему и респектабельному доктору Бьянчи.
Трамвай медленно катился вдоль очередного квартала. Вскоре Граф вышел и направился по улице, руководствуясь указаниями госпожи Шафер. На углу он остановился, разглядывая квартал, где проживала его клиентка. Оснащенная единственным тусклым фонарем, улица тонула во мраке, и лишь на отдаленном перекрестке виднелись такие же тусклые огни следующей улицы. Меблированные комнаты помещались в третьем от угла доме. Его близнецы из красновато-коричневого песчаника возвышались по обеим сторонам улицы, образуя стены узкого ущелья. Не светилось ни одно окно. Видимо, большинство зданий пустовало или было перестроено из частных домов в жилища более дешевого уровня. Улица была темной и пустынной. Такая могла привидеться лишь в ночном кошмаре.