– И все эти книги рассказывают истории? – спросила она.
Он кивнул.
– Тогда научи меня! – воскликнула она – Научи меня читать.
Следующие несколько месяцев она каждое утро появлялась в библиотеке, где Пико учил её буквам и словам и давал с собой в башню книги – те что попроще и где побольше картинок. Но куда больше чем читать самой, она любила слушать Пико, и вскоре тот начал рассказывать истории. По его словам, они спускались с далеких небесных высот.
– Где-то, – рассказывал он, – в неведомой стране на морс
ком берегу жили юноша и девушка, и чем старше они станови
лись, тем прозрачнее делались их тела. Поначалу проявлялись
синие нити кровотоков, затем лепестками проступали кости,
и вскоре они рке могли разглядывать сквозь себя образы окру
жающего мира: тень шелестящей листвы внутри мозга, трепет
крыльев бабочки в ударах сердца, жуков в извивах кишечника.
Они видели, как струится вино по горлу, как восходит солнце
по спинному хребту, выше и выше, позвонок за позвонком.
Со временем распознавать друг друга они могли лишь ося
занием и, обнявшись, выискивали на фоне ландшафта глаза,
губы, уши, родинки. В один прекрасный день они поцелова
лись и растворились.
– Как чудесны твои истории! – Она легко взъерошила рукой
его волосы. – Откуда они берутся?
– По ночам, пока ты летаешь, я вижу сны.
– И я вижу сны, но рассказывать, как ты, не умею.
– Ты умеешь летать.
– Да. Я умею летать.
Притом что дружба между крылатыми и бескрылыми была не такой уж редкостью, отношения Пико и Сиси не всем пришлись по душе, особенно когда беседы в библиотеке сменились полетами девушки в сумерках. Теперь она все чаще летала одна, после полудня или поздно ночью, а Пико завороженно наблюдал за нею. Друзья разлучались только на время сна.
Скандал разразился, когда однажды отец Сиси застиг их целующимися в чужой парусной лодке. Он полетел на поиски дочери и, увидев обнявшихся в закутке под мачтой, с такой силой ударил в мокрую обшивку, что Пико вылетел за борт и добирался до берега вплавь.
Они стали встречаться украдкой, но родственники Сиси не спускали с неё глаз, и ускользнуть становилось все труднее. Тогда страсть её обратилась к полетам, восторг парения понемногу вытеснил тягу к историям – и как-то вечером в сумраке библиотеки Пико услышал, что, оказывается, никогда не мог её понять и что жизнь её отдана небу, пока он обречен пресмыкаться в пыли.
– А как же поцелуи? – спросил он.
– Ты и сам знаешь, что это не в счет, – ответила она – Я никогда не стану по-настоящему целоваться с бескрылым юношей без вкуса неба на языке.
И он понял, что действительно знал это, что искал на устах её, чего был лишен сам, и, услышав её тихое: «Мне пора», стал бить себя по лицу и разбрасывать книги.
Сидя на берегу моря, он рыдал. Часами не отходил от окна в комнате под куполом. Сидел за своим столом, и слова заполняли мир вокруг. Он все читал и читал, книги стали единственным источником радости. Как-то среди библиотечных томов попалась толстая книга в кожаном переплете, с золотым обрезом чистых страниц – тогда он приобрел у торговца редкостями зеленую с золотом самопишущую ручку, из коры дуба и устричных раковин сделал лиловые чернила и с этим приступил к сочинительству. Слова медленно покрывали страницы, подобно пыли, покрывающей землю под ногами каменотеса
Иногда он тайком относил стихи девушке, что жила на верхушке башни, так и не зная, прочтут их или просто бросят в огонь, ибо ответа ни разу не получил.
В одно утро, рассеянно спускаясь по винтовой лестнице, он увидел гриб размером с детскую голову, с непостижимой растительной силой поднявший каменную плиту пола в центре библиотеки. Пико сорвал гриб и отнес на свой стол, затем вернулся УЛОЖИТЬ на место каменный квадрат. Склонившись, он заметил в нише бледный выступ, который в первый момент принял за корень или раковину, но, стряхнув землю, обнаружил фаянсовый кувшин. Вскоре кувшин занял место рядом с грибом. Была извлечена глиняная пробка, и, просунув в горлышко руку, он достал шкатулку черного дерева. А когда дрожащими пальцами приподнял крышку, под шелковым платком обнаружился вчетверо сложенный кусочек бумаги, сразу же треснувший по сгибам, когда он его расправил. Наклонившись к бумаге, Пико прочитал в дымчатом утреннем свете:
«Я стар, и, пока пишу эти строки, город внизу горит. Все башни обратились в пламя, покраснели морские волны. В комнате над городом, сидя над своими книгами, я наспех пишу тебе, мой преемник, ибо, даже сгорев, как ухе случалось, библиотека будет восстановлена, и книги с островов, что за горизонтом, вновь заполнят полки. Пост библиотекаря не исчезнет, в этом у меня нет сомнений.