Рядом с горячим биением сердца земли он спит, забывает и растит крылья.
С медленно зарождающейся во тьме зарей просыпается он, крылатый человек, сгибает руку, ногу, расправляет новые мускулы на плечах и слышит шорох перьев о камень. Сон проник в мир, и больше нет нужды спать, ведь он вернулся к жизни. Он поднимается и выходит из камеры, где оболочкой кокона остались лежать его имя и воспоминания, и по ступеням поднимается в темноту наверху. Незрячий, он идет вверх, чувствуя за спиной новый вес крыльев, чудесную тяжесть, и через круглое отверстие в каменном полу вступает в комнату ночных ветров.
– Как ты научилась летать? – давным-давно в забытой беседе спросил он Сиси. И та ответила:
– В падении.
Крылья и ветер его наставники. Он прыгает в бездну.
На рассвете, когда крылатые взлетают из башни, он кружит над ними в неподвижном, прозрачном воздухе. Над утренним городом Паунпуам новоявленный воздухоплаватель поднимается к солнцу.
Безымянный летает он, пьет из фонтана, спит. Памяти больше нет, только ветер под крыльями, воздух в груди, солнце в глазах. Тело крепнет, кожа под обилием света становится бронзовой. Когда он спит, то видит сны лишь о полете. Разговаривать в утреннем городе не заведено. Новые путники больше не появляются. Изредка он садится на финиковые пальмы, на ветви апельсиновых деревьев и питается плодами, но чем дальше, тем реже чувствует голод. Тело делается легким, как листок, листок света на ветру.
На рассвете и в сумерках он летает, днем и по ночам спит на краю небесной ограды и, случается, выныривает из сна о полете, паря в прохладном воздухе над развалинами города. И во все стороны от этой гавани полета расстилаются необозримые пески. Пустыня безгранична. Он взлетает встретить и проводить солнце в экстазе забытья.
В одно утро на рассвете он вьется над расходящейся спиралью крылатых, осой на невидимой нити высоко над песками, и внезапно замеченный внизу предмет рождает непонятный отзвук. Возможно, это камень, отвалившийся обломок какой-нибудь Древней башни, но, сам не зная почему, он должен разобраться. Через мгновение он на песке, становится на колени, тянет за темно-коричневый уголок, и вот уже крутит в руках вовсе не камень, почти погребенный под медленными приливами пустыни, а книгу. Золоченый обрез страниц давно стерся. Открыв первую страницу, он, стоя посреди пустыни, читает стихи и, только дочитав, понимает, что это его стихи, много лет назад посвященные крылатой девушке в далеком городе у моря.
На миг кажется, что он захлебнется от нахлынувших воспоминаний, ему нечем дышать, шлюз пробит, и легкие уже готовы взорваться. Но воспоминания редко губительны.
Он относит книгу назад в башню и в тот же день читает её от корки до корки, учась познавать себя. Прочитанное удивительно и прекрасно; пожалуй, думает он, прекраснее даже его пребывания в утреннем городе, потому что исполнено печали.
Он вспоминает Сиси, её взмывающий дугой смех, её одержимость небом. И тотчас любовь, что привела его сюда, разгорается внутри, как лампа, с которой сдернули полотно, как день, рожденный из ночи. Любовь, давшая ему крылья. И он осознает, что её любовь ему дороже крыльев, дороже целой жизни в полете. И возвращение это священно.
Глава 10
Море
Той же ночью он пускается в путь, вылетев, пока другие спят, из башни, унося свою книжку и воспоминания на запад через пустыню.
Лететь получается быстро. К полуночи он у источника, где встретил Айю, но без бадейки не напиться, и он летит дальше. Его мелькающая внизу тень за минуты пересекает пространство, стоившее ему часов нестерпимых мучений, и к утру пустыня позади, он у подножия холмов, выше них – мятый занавес гор. Тут он пьет из ручья и спит в кружевной тени акации, и к середине дня восходящие потоки воздуха поднимают его над сухим кустарником, закручивают выше, вдоль покрытой рубцами шкуры гор, в морозный воздух, где приходится разгонять кровь взмахами крыльев, пока он не поднимется достаточно высоко, чтобы пронестись над перевалом, над пустыми башнями черного замка. Он мельком замечает внутренний двор под сплошным белым ковром вновь выпавшего снега и на крыльях теплого ветра уносится к городу в горах, где весна уже украсила свечами нежно-зеленые кроны каштанов. Его тень скользит вдоль бульвара, и он видит, как официанты и лоточники задирают головы и что-то кричат, но его уже след простыл, он минует черепичные крыши, затопленные паводками поля, и вот он уже над лесом. Листва, что когда-то дробила солнечный свет, ветви и деревья, что складывались в узоры лабиринта, теперь превратились в сплошной зеленый ковер, зеленое море, колышущееся под порывами ветра.