«На другое утро, когда странствующий по ночам монах-месяц ушел в келью запада, а краснолицый отшельник-солнце повесил в воздухе свою молельню, пришел к Абд ал-Малику цирюльник, чтобы подправить ему усы. В это время появился монах. Абд ал-Малик встал, схватил его за бороду и ударил по голове палкой. Тот упал и превратился в свое золотое отображение.
Абд ал-Малик дал цирюльнику несколько дирхемов и велел скрывать эту тайну. Цирюльник же вообразил, что стоит только ударить монаха палкой по голове, как он тотчас же превратится в золото. Пошел он домой, устроил пиршество и пригласил в гости нескольких монахов. Когда гости покончили с едой, цирюльник взял тяжелую палку и принялся так колотить ею монахов по головам, что поразбивал им головы, заставил потечь ручьи крови. Монахи подняли крик, сбежался народ, цирюльника крепко связали и вместе с монахами повели к правителю города.
Тот спросил: „Почему ты бил этих несчастных и зачем поразбивал им головы?“ — „Я был в доме Абд ал-Малика, — отвечал цирюльник, — и к нему пришел какой-то монах. Абд ал-Малик взял палку, ударил монаха по голове, и тот сейчас же превратился в золото. Я и вообразил, что стоит только ударить монаха по голове палкой — и он тотчас же станет золотом. С таким вот намерением позвал я вечером к себе монахов и начал бить их по голове палкой, но они ни во что не превратились, а только получилась большая смута“.
Правитель призвал Абд ал-Малика и спросил: „Что говорит цирюльник?“ — „Это цирюльник моего квартала, — ответил купец. — Несколько дней тому назад его мысли помутились и разум его расстроился, теперь он целые дни бегает как безумный и говорит дикие речи. Если бы это было не так, то разве может разумный человек сделать то, что он натворил, разве может мудрец говорить такие глупости? Он нуждается в уходе и лечении, в лекарствах и снадобьях. Пусть его сведут к врачу или опытному лекарю, будет жалко, если пропадет такой цирюльник, погибнет такой парикмахер…“
Правитель согласился с Абд ал-Маликом, извинился перед монахами и велел вывести цирюльника».
Дойдя до этих слов, попугай обратился к Худжасте с такой речью: «О хозяйка, не следует подражать ничьим словам и делам. Ты видела, как цирюльник подражал другим и не достиг своей цели, не добился осуществления желаний. Теперь вставай, иди к своему другу и помни о моих заветах!»
Худжасте хотела последовать его совету, но поднялся дневной шум, утро показало свой сверкающий лик, и идти было уже невозможно…
Рассказ о том, как Худжасте видела сон
и как попугай истолковал его,
а также история царя Уджаййини[190]
Ночь сорок шестая
Когда золотистый хлеб-солнце посадили в горячую печь запада, а замешанный с камфорой хлебец-месяц положили на изумрудный стол востока, Худжасте принесла попугаю заставленный яствами стол и полный кувшин вина и сказала: «Сначала съешь все это, а потом послушай, что я тебе расскажу».
Опытный певец попугай поел, а затем сладким голосом повел беседу: «О хозяйка, я поел, подавай же мне то кушанье, что ты приготовила».
«Я сегодня после долгого времени задремала, — сказала Худжасте, — и увидела во сне прекрасного юношу, как будто держит он в одной руке хорасанское яблоко, а в другой — индийское манго. Затем он дал мне оба эти плода и ушел. Проснувшись, я не нашла яркого яблока и не почувствовала аромата манго».
Толкователь снов попугай ответил: «Благая весть! Этот прекрасный юноша — твоя судьба. Плоды же означают: один — твоего мужа, а другой — твоего возлюбленного, и в скором времени ты свидишься и с мужем и с возлюбленным, как царь Уджаййини, который добыл и друга и достал и возлюбленную». — «А как это было?» — спросила Худжасте.
«Говорят, — отвечал попугай, — что в Уджаййини был царь, глава всех царей своего времени и всех венценосцев своей эпохи. О нем есть много рассказов и историй в индийских книгах.