Орангутаны, шимпанзе, бродячие висельники, алчные кредиторы, приверженцы психоанализа, самовлюбленные бритые фотографы и скучающие девицы кончают в мелодии проносящихся мимо рейсовых автобусов… Полицейские сирены, исходя в судорогах, обволакивают тело фосфоресцирующим блеском своих внутренностей. В мозгах честных тружеников царит полная порнография. Грязные улочки рядом с «Викторией*, стены, исписанные граффити, как отражение собственных страхов, нависают в неотвратимой скорби и печали, похихикивая в ехидной безысходности. Трудолюбивые и исполнительные, как медоносные пчелы, вскармливающие британское правительство, окна Роста с укоризной смотрят на продукты собственного производства — тела стареющих проституток, гложимых ностальгическим чаянием по полицейским сортирам, изящные потрошения маленьких карманников, ловцов кожаной мечты с хрустящими корочками. Мысль бьется в такт с пульсом мочевого пузыря, в брызгах пенящихся волн, среди резвящихся дельфинов и депутатов русского парламента.
Вы осмысляете положение… А жизнь продолжает свое бесконечное бути в сверкающей харкотине картечи, пронизывающей грудь в Эдинбургском пабе и выпадающей дохлым моллюском на песок Брайтонского пляжа. В то время, как друзья рукоплещут вспышками фотообъективов демонстрациям сиятельных гомиков и восточных красавиц, Вы кружитесь в экстазе руководящей работы.
Умберто Папиросса P.S. Второй диск Dirty Three «Sad & Dangerous» недавно
вышел на лейбле Big Cat
RUBY
ULU (Union Of London University)
Possibly February, 1996. Sorry, the editorial was drinking heavily.
Лесли Рэнкин, блудная дочь Кэмдэна, пропадавшая одно время в Штатах, снова на Родине На этот раз, похоже, навсегда. В своем голубеньком пиджачке она похоже на секретаршу, только что уволенную из бизнес-центра за пьянство. На белой майке — красное сердечке, внутри только одна фраза — «tptal-lyfuckin’ coolbitch». Кружась меж световых вспышек, Лесли на миг замирает, зал бешено аплодирует, а она кричит: «Чем же я вас так напугала? Все в порядке? Продолжайте пить!» И ее ipynna продолжает наигрывать свой гипнотический готик-фанк, перемешанный с эмбиентом и джангловой ритмикой.
Оригинальный «Salt peter» особого впечатления не произвел. Но в недрах лейбла Creation за него взялись добрые руки, и результат — перемикшированный «Соленый Питер», изданный по-новой (Salt peter Remixed/Revenge, the sweetest fruit). Над миксами работали все, кому не лень — от джан-глнстов Peshay и трип-хоповых рокабилльщиков Red Snapper, до Дэнни Сабера, сделавшего Black Grape, и техников «ПраймлСкримовцев». Результат — Ruby с первого захода выходят на первые места в инди-чартс и обещают стать сенсацией этого года.
На музыкантов зрители обращают мало внимания — все глаза прикованы только к Лесли. Ее оставляют одну, врубают драм-мэшин… Она берет в руки гитару и начинает новый рассказ своим дрожащим, трепетным, но через считанные секунды уже резким и сильным голосом. «Цвет насилия — голубой… в моих венах», — поет она, и делает едва уловимый жест, понятный только матерым эйчеломанам. Под «Paraffin» и
«Tiny Meat» сцена окрашивается в красный, на экране появляется широко раскрытый глаз, его сменяют губы, привлекающие и отталкивающие одновременно, и от их причмокиваний по телу пробегает волна сладкой истомы. Временами Ruby звучат так, что кажется будто ты на гиге Bauhaus, а не на выступлении команды, которую постоянно сравнивают с Portishead Заканчивают джангловой пульсацией «Corondolet», и она уходит, мурлыкая себе под нос, как большая кошка, откушавшая всяких там серых существ. Пока на сцене Red Snapper с джазовым контрабасистом доказывают, что с Morphine все только начинается, Лесли, допивая пинту, задумчиво смотрит вдаль и говорит, ни к кому из нас конкретно не обращаясь: «Лучший гиг за все годы — отличный звук, клевое поддатое состояние, you know. А любой, кто говорит про всякие там бристольские волны и Portishead — просто куча дерьма!» — неожиданно взрывается она и добавляет: «И какой мудак назвал это все трип-хопом. Как можно вместить звук в какие-то рамки? В наши дни, только немногие заслуживают права на серьезные заявления и вообще на что-то». И откупорив банку «Стеллы», она машет рукой и бежит вниз по лестнице.
THE AUTEURS
ULU
Possibly March, 1996. Sorry, the editorial was on dope and lager.
Последние аккорды «Showgirl», первого сингла (когда он вышел, группа играла у кого-то на разогреве в клубе «железнодорожников» Euston Rails в апреле 1992 года) с их ошеломляющего дебюта «New Wave», выдвинутого спустя год на соискание приза «Меркурий» и проигравшего всего один голос. В зале воцарилась тишина. Сказать, что Люк Хейнес и его ребята потрясли публику — недостаточно. The Auteurs — одна из немногих современных групп, которые действительно приходят слушать, и одна из немногих, где текстам уделяется особое внимание — поэзия Хейнеса вобрала в себя постановки Джозефа Чайкина, мрачные образы «Бразилии», непосредственность н юморной изыск «Короля-Рыбака». Он не только мастер слова, но и прекрасный актер — каждое слово без нажима и надрыва адресуется слушателю. У него особая мягкость, обаяние, и даже когда нагнетается напряжение, и в песнях льются потоки крови — в этом есть какая-то утонченная и суровая деликатность. Даже в таких предельно жестких вещах как «Land Lovers», они искусно вкрапляют акустические куски с виолончелью, стайло и ксилофоном. Экспериментруя с саундом они воссоздают обстановку средневековых замков — тяжелых позолоченных канделябров, пылающих факелов, рыцарских доспехов… А потом сквозь время отправляются к берегам Темзы, покрытой густым предрассветным туманом. Ленивые всплески волн, крякающие утки, изредка проносящиеся машины… И вот уже перед глазами предстает рай джанки — полутемные комнаты с хрустальной прохладой журчащих фонтанов и мраморных статуй.