Выбрать главу

8. В утрате многих древних начал трагедия нашего народа, нашей культуры. Но, нет ли в этом и некоторого преимущества? Преимущества такого типа, когда старая суть и образы становятся непреодолимой преградой развития, и явление нового духа не получает возможности созревания? Того нужного нам созревания, при котором древнее язычество обращается современной природной верой.

Преимущество есть, если есть силы к новому строительству. Утраченные многодневные и трудноисполнимые ритуалы явились бы сковывающим началом для нас сегодня. Система таких ритуалов зафиксирована и сохранена в свадебных обрядах Севера. Они безусловно красивы, когда даются со своей эстетической стороны. Но, они содержат и огромное защитительное напряжение, когда мы вникаем в их суть.

Надо признать, что это напряжение утомляет и сковывает. Если бы мы помнили такие обряды и ритуалы по случаю всех моментов бытия, то не выступила бы вперед вместо красоты тяжесть, утомленность и замкнутость? Вспомним, что у наших еще более дальних предков тот же свадебный обряд состоял лишь в том, что они вдвоем, на одном коне, объезжали священное озеро, и становились при этом мужем и женой. Их при этом боги венчали. Древность могла быть и проще и мудрее своих последующих отражений.

Исторический опыт говорит, что не всегда языческая вера была светлой и радостной. Эпохи угнетения народа приводили не к радостным, а к жестоким, порой страшным формам язычества. Это случалось, когда народ отчаивался, и вынужден был нести дары богам мрака, дабы откупиться от их.

Есть много свидетельств о том, как балтийские славяне приносили в жертву рыцарей и миссионеров, пришедших с огнем и мечем на их землю. Эти рыцари были достойны смерти, но едва ли были достойной жертвой богам. Когда на Руси уничтожали языческие святыни, то "быть нечестивым печаль велика", как пишет летопись. Было от чего ожесточиться и обратиться к божествам мести и разрушения.

Эта эпоха кончалась, но язычество хранит о ней память. В силу этого оно оказывается хранителем опыта общения с силами зла, продолжающими угнетение и страх. Этот страх может отравлять последующую жизнь, и его надо победить не только внутри себя, но и внутри своей веры. Примеры такого страха очень наглядны в сегодняшнем чувашском и марийском язычестве — в обрядах поклонения киреметям.

Безрадостная идея жизни сохранилась в традиции Палесья, где мы узнали, что вся людская история — это история упадка и деградации. История фатального отступления от божественного совершенства. Изначально люди были велики и совершенны. Но с тех времен они мельчают и глупеют. В конце останутся двенадцать карликов, которые будут помещаться в одной печи и там хлеб есть.

Впадение в пессимизм и страх — естественное явление, оно происходит со всеми религиями, чему можно привести много примеров. Если бы сегодня мы имели всю полноту древнего языческого знания, мы бы получили в наследство и весь отрицательный потенциал борьбы с христианством, а потом и с монгольским нашествием. Получили бы всю силу злых колдунов. И эта губительная сила могла бы существенно перекрыть позитивное начало. Этому являет доказательство наше время. Даже сегодня, языческая работа всех призванных богами творцов начиналась именно с противостояния христианству и мировому злу, с уничтожения и отрицания, когда было еще не ясно — что же надо созидать?

Некоторые из обратившихся к язычеству в наше время, так и остались разрушителями и антихристианами. Иные не поднялись выше элементарного сквернословия. И мало кто из них смог или захотел сделать рывок в созидание. Иногда так духовно погибли целые общины. Они оказались во власти навьего дыхания Святогора — бесконечно могучего и непреодолимого в смерти. Они собирались губить им враждебные Руси силы, а сгубили себя. Те же, кто сумел обойти эту ловушку, начал уверенно строить нужное сегодня языческое знание на старом фундаменте.

В каждой эпохе есть своя смертельно опасная сила. И вера, религиозная система, может бороться с ней только через утверждение жизни и добра.

При полноте древнего знания, разрушительное начало обязательно выступило бы с особой силой. Смогли бы мы тогда отказаться от такого наследия, и заменить его более позитивной системой? Имели бы на это историческое право? Одни сумели бы отказаться, но другие упрекнули бы их.