- Мсье! Я очень занят сейчас, у нас много посетителей.
- Я дам вам пять франков, если вы расскажете мне вкратце все, что вам известно о Жане Бушоне.
- Мсье сможет прийти сюда завтра в первой половине дня? В таком случае я мог бы рассказать ему кое-что.
- Хорошо, я приду в одиннадцать часов.
В назначенное время я был в кафе. Если и существует учреждение, которое выглядит потрепанным, удрученным и разодранным в клочья, то это, вне всякого сомнения, кафе утром, когда стулья перевернуты, усталые официанты еле двигаются в помятых фартуках, а в воздухе висит табачный дым, смешанный с другими неприятными ароматами.
Официант, с которым я разговаривал накануне, увидел меня. Я пригласил его присесть напротив. В кафе никого, кроме нас, не было, за исключением еще одного официанта, наводившего порядок.
- Мсье, - начал официант, - все, что я вам расскажу, правда. История эта любопытна и, возможно, вы не поверите ей, но она зафиксирована официально. В свое время Жан Бушон работал здесь. У нас был ящик. Когда я говорю "у нас", то следует иметь в виду "за исключением меня", поскольку я в то время здесь еще не работал.
- Мне известно об ящике для сбора чаевых. Мне известно все, вплоть до 1874 года, когда я сам увидел Жана Бушона.
- Мсье, вероятно, знает, что к тому времени он уже был похоронен?
- И, кроме того, я знаю, что он был похоронен на средства, собранные другими официантами.
- Да, мсье, он был беден, но и его коллеги-официанты отнюдь не были богаты. Так что у него не было шансов на en perpetuite. Поэтому, по истечении оговоренного договором срока, произошло то, что могила Жана Бушона была вскрыта, а его останки удалены, чтобы освободить место для следующего "постояльца". Но вот что любопытно: было обнаружено, что полуистлевший гроб был забит - почти полностью - пяти- и десятисантимовыми монетами, среди которых нашлись несколько немецких, без сомнения, полученные от этих прусских свиней во время их оккупации Орлеана. Об этом было много разговоров. Наш хозяин и старший официант отправились к мэру и рассказали, что эти деньги были похищены в течение нескольких лет, начиная с 1869 года, у наших официантов. Наш patron заявил, что исходя из соображений приличия и справедливости, эти деньги должны быть возвращены им. Мэр был человеком разумным и честным, а потому он согласился с такой точкой зрения и отдал распоряжение раздать все найденные в гробе монеты официантам нашего кафе.
- И вы разделили их между собой.
- Помилуйте, мсье, мы этого не сделали. Это правда, что деньги могли считаться принадлежащими нам. Но в таком случае мы обманули бы тех, кто работал в кафе в те времена, - поскольку большинство из них оставили работу, - в пользу тех, кто работал всего лишь год-два. Мы не смогли бы разыскать всех: кто-то из них уже умер, кто-то уехал. Мы много рассуждали о том, что сделать с этими деньгами. Кроме того, мы боялись, что если не найдем достойное применение деньгам, дух Жана Бушона вернется в кафе и продолжит собирать чаевые. Это стало непременным условием - использовать деньги так, чтобы душа Жана Бушона была удовлетворена. Один предлагал одно, другой - другое. Кто-то сказал, что самым лучшим будет заказать на всю сумму заупокойные мессы по его душе. Но старший официант отверг это предложение. Он сказал, что прекрасно знает Жана Бушона и что такое использование денег ему бы не понравилось. И предложил расплавить все монеты и отлить из них статую Жана, которую поставить здесь, в кафе, поскольку имеющихся монет недостаточно для большой статуи на площади. Если мсье пойдет со мной, я покажу ему эту статую; это великолепное произведение искусства.
Он поднялся, я последовал за ним.
В центре кафе располагался пьедестал, а на нем - статуя, высотой около четырех футов. Она представляла собой человека со знаменем в левой руке, чуть наклонившегося назад; правая рука была поднята ко лбу, словно туда угодила пуля. Сабля, по всей видимости, выпавшая у него из руки, лежала в ногах. Я внимательно посмотрел на лицо: оно было совершенно отлично от лица того Жана Бушона, которого я запомнил: ни пухлых щек, ни бакенбард, ни сломанного носа.
- Вы меня, конечно, извините, - сказал я, - но эта статуя нисколько не напоминает Жана Бушона. Это может быть молодой Август, или Наполеон. У нее совершенно греческий профиль.
- Может быть и так, - ответил официант, - но у нас не было его изображения. Поэтому мы предоставили все гению скульптора, а, кроме того, не последнюю роль сыграло желание угодить духу Жана Бушона.
- Хорошо. Но даже поза неверна. Жан Бушон упал с лестницы головой вниз, а эта статуя изображает человека, отклонившегося назад.
- Было бы не очень красиво, если бы он наклонился вперед; кроме того, возможно, духу Жана Бушона это бы не понравилось.
- Я понимаю. Пусть так. Но знамя?
- Это была идея скульптора. Жан не мог быть изображен, подающим чашечку кофе. И он изобразил его так, как вы видите. Искусство превыше всего. Если мсье не затруднит, он может прочитать надпись на пьедестале.
Я наклонился и с некоторым удивлением прочел:
"JEAN BOUCHON
MORT SUR LE CHAMP DE GLOIRE
1870
DULCE ET DECORUM EST PRO PATRIA MORI."
"ЖАН БУШОН
ПАЛ НА ПОЛЕ СЛАВЫ
1870
ОТРАДНО И ПОЧЕТНО УМЕРЕТЬ ЗА ОТЕЧЕСТВО"
- Как! - воскликнул я. - Но ведь он же умер, упав на лестнице черного хода, а вовсе не на поле славы.
- Мсье! Весь Орлеан - это поле славы. Разве не мы во главе со святым Анианом задержали гуннов Аттилы в 451 году? Разве не мы, под предводительством Жанны д'Арк, дали отпор англичанам, - мсье, надеюсь, извинит меня, - в 1429 году? Разве не мы прогнали немцев из Орлеана в ноябре 1870 года?
- Это все верно, - согласился я. - Но Жан Бушон не выступал против Аттилы, его не было в войске Жанны д'Арк, он не гнал немцев. К тому же "Отрадно и почетно умереть за отечество", - сильно сказано, если учитывать известные нам факты.
- Как? Разве мсье не видит, как великолепно передан патриотизм?
- Признаю, но не вижу для этого оснований.
- Что основания? Главное - чувство.
- Но ведь статуя поставлена не в честь Жана Бушона, который умер за свою страну, а, извините меня, в банальной драке. И, затем, здесь неверная дата. Он умер в 1869 году.
- Всего-то год разницы.
- Да, но в результате этой ошибки, плюс цитата Горация, в отношении к этой статуе, кто-то может подумать, что Жан Бушон погиб при попытках немцев снова взять Орлеан.
- Ах, мсье, покажите мне того человека, который, глядя на статую, рассчитывает увидеть в ней абсолютную правду по отношению к умершему?
- Но ведь в данном случае в жертву приносится истина! - возразил я.
- Жертва - это великолепно! - сказал официант. - Нет ничего более благородного, более героического, чем жертва.
- Но не в том случае, когда в жертву приносится истина.
- Жертва - всегда жертва.
- Хорошо, - сказал я, понимая, что спорить бесполезно, - безусловно, это великое произведение, созданное из ничего.
- Не из ничего; а из тех монет, которые Жан Бушон украл у нас, чтобы хранить их в своем гробу.
- Он больше не появлялся?
- Нет, мсье. Хотя... Да, один раз, когда устанавливали статую. Это делал наш patron. Кафе было переполнено. Присутствовали все наши постоянные клиенты. Хозяин произнес великолепную речь; он говорил о моральных, интеллектуальных, социальных и политических заслугах Жана Бушона. Никто не удержался от слез, даже он сам. И вот, когда мы стояли, окружив статую, - я тоже стоял и тоже отчетливо видел, подобно многим другим, - я видел Жана Бушона. Он стоял прямо напротив статуи и пристально ее рассматривал. Я отчетливо видел его усики и бакенбарды. Хозяин кончил говорить, вытер глаза и высморкался. Настала мертвая тишина, никто не произнес ни слова. Мы застыли в благоговейном молчании. Прошло несколько минут, Жан Бушон обернулся к нам, - мы все видели его пухлые бледные щеки, толстые чувственные губы, сломанный нос, маленькие, как у свиньи, глазки. Он никак не походил на свой идеализированный портрет, так что с того? Главное - он был полностью удовлетворен. Стоя к нам лицом, он повернул голову вправо, затем влево, одарив нас тем, что я назвал бы самодовольной улыбкой. Поднял руки, словно бы призывая на нас благословение, и исчез. С тех пор его никто не видел.