– Ты вчера рейс отменил, сегодня отменяешь… Это безобразие! – Она приготовила лицо для паники.
Водитель испугался, стал трезвонить в такси – на такси выходило пятьсот рублей, а в его автобусе билет стоил пятьдесят (бабушка знала, за что воюет!).
Водитель помрачнел. Он тоже бы, наверно, хотел работать в такси, а не на таком невыгодном направлении. Всех можно понять, да и понять всех легко, сложно не лаяться.
Он нас подбросил до пригородной трассы, навязчиво подчеркивая, что там «на карьеры самосвалы-э ездят, попутка довэезет».
Стоило его машине развернуться, бабушка беспомощно и ядовито сказала:
– Какие карьеры – закрыли их давно… Да и не влезу я в самосвал, – вздохнула она.
Неожиданный автостоп длился минут пять, после чего мы с ветерком, на отличном внедорожнике со всеми удобствами, добрались до места, куда нам было надо, сэкономив даже и те пятьдесят рублей, которые мы бы заплатили бедолаге-водителю с выкатывающимися, как мандарины, «э-э».
С нашим государством лучше не связываться! Подпишут тебя на самый глухой маршрут – и вози себе в убыток худые карманы. Поневоле сделаешься нахалом и хапугой: «Хочу-э – пойэду-э, нэ хочу – не пойэду-э».
А дорога там, действительно, – по обочине быстрее, чем по асфальту.
Поля… Не русские – американец пашет: купил и возделывает. Русские участки стоят заброшенные, русским невыгодно сеять и пахать – разучились браться, да и законы такие, что только богатым под силу их вынести.
А лес – он никогда не разочарует. Мы лесом сильны: тайгой, буераками, оврагами, топями, кулигами, дуплами.
Вот где раздолье!
Вышел на полянку – лиса мышкует: резвится, тешится, а меня увидела – встала как вкопанная. Думает, есть ли у меня охотничья лицензия. Наконец сообразила, что потом не докажешь, и тикать к опушке – у леса задержалась, подарила прощальный взгляд, поворот головы…
Ни разу не встречал я рыжей лисицы – такой, как в мультфильмах. Мне все попадались облезлые, как мочалки.
В реке мелькают серебряные искры. Сосновый ствол обшаривает поползень.
Ни в одном мультфильме не видел я поползня, и сказки его стороной обходят – летят гуси-лебеди, шаманит жар-птица, ворон кружит над богатырским курганом, а скромный поползень клюет всяких тлей да древесных жучков, а чем он не сказочный? Конечно, сказочный! Жил-был поползень…
Сойдя с дороги, махнул напрямик и плутал-плутал… Спугнул каких-то птиц – размах крыльев порядочный, клювы длинные, как у аистов, а шеи – короткие.
Нет, – смотрю, – длинные!
Опять – короткие!
А это цапли: когда летают, они свои шеи выгибают буквой «зю», и, если смотреть на них снизу вверх, кажется, что у птицы голова то втянута в плечи, то на отлете…
Туча гребет на меня баттерфляем. Сейчас накроет – у нее в животе вспучилась бешеная, черно-синюшная гроза!
А всего-то две капельки и уронила.
Какую бы вытащить заветную мысль – из тучи, из яркой белизны берез, из лягушки, заторможенно сползшей в воду, когда я пришел начерпать котелок, а другая сиганула – прямо спортсменка, мировой рекорд поставила по прыжкам!
Вода в ручье каряя, как девичьи глаза.
«Бабы-то понятно, что дуры, а мужики-то чего дураками становятся?» – размышлял я, поговорив по сотовому с одним приятелем. Меня охватили досада и раздражение оттого, что он позволил усадить себя в такую лужу. Как щепки к берегу, прибило мысли: «Мужчины в нашем мире деградируют первыми – как за все брались первыми. А теперь не берутся».
С водохранилища, разогнавшись, хлестал северный ветер. У Гребенщикова в песне «Аделаида» есть строчка:
Какой же он «друг»? Пробрал до костей! Если Гребенщикову так нравится мерзнуть – пусть он с ним и дружит.
Темно, темнеет. В свинцовом зеркале извиваются тесные отражения берез, растущих на той стороне Волчихи. Чу, успокоились, больше не пляшут.
Я залез в палатку, и всю ночь мне казалось, что пришла лиса и залезла в пакет с продуктами, оставленный под тентом.
Утром проверил, и отлегло – тут они, пряники!
А мой приятель… расскажу о нем.
Это был остроумный, общительный, начитанный человек, которому вечно хотелось в драку, но не было кулаков.
Однажды с женой они пришли ко мне ночевать, потому что морили у себя клопов. Его жена – немногословная круглолицая девушка родом из деревни – легла рано, а мы, как в старые добрые времена, расставили на доске резные деревянные шахматы, которыми, возможно, играл еще мой прадед Алексей.