– Я потом каялся. Это был грех, но я тогда ничего не знал. Мне казалось, что сила, которая нас ведет, называется иначе: небо помогает, земля помогает. А потом жизнь объяснила Евангелие. Есть люди, которые не верят, и им не надо, а мне всегда нужно было во что-то верить. В коммунизм, во Вселенную, в Бога. В кругосветке с нами могла произойти любая серьезная беда, а ничего не случилось. Какая-то сила хранила нас. Тут можно признавать, можно не признавать. Как говорил Суворов, единственный в мире полководец, который не знал ни одного поражения: «Учить безверное войско – все равно что точить пережженное железо».
– Как произошел переход к православию? Был ли для этого особенный повод?
– Ничего особенного. Просто мне вовремя попался в руки Новый Завет, и он помог мне.
ИВАН НЕФЕДОВ
Однажды мы отправились небольшой компанией в загородную поездку на Смехровское озеро. Автобус был раздолбанный, пыльный и тряский, а день – погожий, августовский и теплый. Девчонки оживленно чесали языками.
Отвлекшись от беседы, я взглянул за окно: поля, перелески, светло-голубое небо со стайками пустившихся в дальний путь облаков – белых, как барашки, и как будто нарисованных.
«А ведь это совершенно нефедовский пейзаж», – пришла мне мысль, похожая на те, из которых потом можно сделать статью.
Я засмотрелся.
Иван Нефедов – родоначальник ивановской живописи. В апреле 2017 года ему исполнилось бы сто тридцать лет.
Судя по воспоминаниям, это был человек непростой, убежденный и самостоятельный. В царские годы он «партизанил» против царского режима, а в сталинские годы – против сталинского.
Сам немножко Дон-Кихот, романтик и просветитель, Нефедов притягивал к себе других людей такого же склада. В 1936‐м его арестовали и отправили в Княжий Погост, под Воркуту, на строительство железной дороги и угольных шахт. Дочь художника, фанатичная коммунистка, утверждала, что «папу посадили за дело».
Север он писал уже спустя много лет («Все стало кристаллизоваться в памяти и возникало до детали»). По эскизам размером чуть более почтовой открытки создавались глубокие, лишенные вычурности пейзажи, в которых эпос сливался с лирикой, интеллигентный подход – с народным духом, душа поэта – с рукой старателя.
Елена Белянина:
«И. Н. Нефедов родился в семье фабричного служащего. Двор дома выходил на улицу, весной утопавшую в непролазной грязи, а летом – в пыли. Тяжелый труд фабричных рабочих, пьянство и сцены разгула отпечатались в душе молодого человека. Стремление изменить жизнь привело Ивана и его брата Николая в революцию. В доме находился гектограф, на чердаке прятали запрещенную литературу, а сами братья занимались распространением и перевозкой прокламаций. У молодых Нефедовых собирались на сходки ученики реального училища. А летом 1907 года Иван был задержан в поезде с прокламациями и отпущен под подписку о невыезде.
Способности к живописи проявились у юноши во время учебы в Иваново-Вознесенском реальном училище. Принято считать, что начальному развитию таланта способствовал преподаватель рисования, ученик П. Чистякова, А. Шейман. Однако, по воспоминаниям самого художника, обучение рисованию было поставлено слабо и не носило систематического характера. Упор делался на точные науки, по которым Нефедов учился довольно небрежно и был „ужасный оторва“…
По совету знакомого он решил поступать в Московское училище живописи, ваяния и зодчества… Поступлению помогли занятия с мужем квартирной хозяйки, архитектором по образованию. Он объяснил, как правильно строить форму предметов. Успешно сдав экзамены, Иван Нефедов, вопреки воле отца, поступил в МУЖВЗ».
И богатырями, и упырями делает нас одна и та же энергия – смотря куда мы ее направим (или куда она направит нас). Важно оказаться в хорошей компании.
Московскими учителями Нефедова стали живые классики Серов и Коровин; однокурсниками – Ларионов, Гончарова, Туржанский, Фальк.
На столичных улицах нефедовское вольнодумство наконец обрело себя в рамках искусства (если только у искусства есть какие-то рамки), а не в мальчишеской борьбе с режимом. Вокруг художника появилась среда, возможность общения со своими о своем. Он смог направить себя в мирное русло, нашел адекватное поле для деятельности (если только искусство может быть адекватным).
Тяга к образованию была в нем крепка – выходец из среды провинциальных мещан, Нефедов выучил три языка: немецкий, английский и французский. Зачем? Явно не с тем, чтоб щеголять знаниями перед скороспелым фабричным бомондом, поражая воображение впечатлительных гувернанток. Его поступки направляла любовь к дальнему – что-то он надеялся осуществить, провернуть, понять для себя.